Юлия Дрейзис

Юлия Дрейзис о разнице в переводах и своём письме, китайской литературе и сверхчитателе

Журнал POETICA продолжает цикл интервью с нашими авторами и авторками — мы предлагаем выбрать несколько вопросов об аспектах поэзии и личной практики из заранее заготовленного списка, который будет постоянно дополняться и корректироваться.
Наша сегодняшняя гостья — Юлия Дрейзис.

— Как вы подходите к созданию текста? Что для вас особенно важно в этом процессе — какие приёмы, методы, алгоритмы?

— Довольно странно в этом признаваться, но я до сих пор панически боюсь «создания текста». Подростком я хотела поступать на журфак, но как представила, что придётся каждый день садиться перед монитором и ваять текст — просто запаниковала. Мне сложно представить себя автором какого-нибудь длинного прозаического опыта. Я пишу очень медленно, очень туго. У меня даже есть стихотворение про то, что «словами совсем не умею» — и это не кокетство, а буквальное описание отношений с текстом и языком. С одной стороны, я не мыслю себя вне языка. Для меня язык — самая естественная форма самовыражения, как для кого-то пение, живопись, танец, фотография. Весь мой мир крутится вокруг языка. С другой стороны, я, кажется, не очень-то с ним дружу: близкие знают, например, что интуитивно я иногда расставляю ударения на довольно экзотические места — умом понимаю, что звучит как-то не так, но ничего не могу с этим поделать.

Позиция переводчика в этом смысле очень удобная — она как бы автоматически избавляет от страха белого листа, позволяет спрятаться за другой текст и только изредка из-за него выглядывать. Думаю, все мои тексты — маленькие автопортреты в духе Фриды Кало: что ни рисуешь, всё равно получается о себе и через себя.

Я пишу почти всегда «с голоса» — бесконечно прокатываю текст в голове, пока он не сложится как форма, и только потом записываю цельным куском. Кажется, в «Ложится мгла на старые ступени» герой рассуждает о том, что текст часто вышагивается ногами. И в «Тропах песен» Чатвина звучит та же мысль: песня — это и есть тропа.

— Какой ваш первый текст вы считаете полностью сложившимся и цените до сих пор?

— Это стихотворение «я слышу, как ты дышишь в темноте…», которое я написала, наверное, году в 2008-м. Оно вошло в первую и единственную пока мою книжку «Яблочный вор». С ним произошла удивительная история — я совершенно не могу вспомнить процесс его придумывания, как будто оно сразу явилось неделимым, как отдельная от меня вещь, и, может быть, поэтому про него я могу точно сказать, что оно полностью сложилось. Почти все остальные тексты мне постоянно хочется «подкручивать» — порой я возвращаюсь к ним через много лет, меняю отдельные слова, иногда вообще одно слово, знак препинания, какую-то финтифлюшку. Это саван Пенелопы.

— На какие вопросы вы пытаетесь ответить своими стихами?

— Кажется, поэзия вообще очень плохо умеет отвечать на вопросы — только их ставить.

— Какой, помимо поэзии, у вас круг чтения / изучения культуры?

— По образованию я востоковед и преподаю разные дисциплины в рамках академической китаистики, плюс занимаюсь исследованиями языка классической и современной китайской поэзии. Мне очень интересно читать про сюжеты, связанные с «малыми» локальными идентичностями, в том числе в контексте «периферийных» литератур, которые вынуждены существовать в тени «большой» традиции. Конечно, в этом есть обаяние метафоры специфического порядка без государства, сопротивления любой государственности со стороны самоуправляемого общества — но и просто очень детское, искреннее увлечение инфотейнментом, травелогами, бытописательством… Многие идут в востоковедение из очарованности эзотерикой, но многие — из страсти к музе дальних странствий.

Потом, мне кажется, интересно смотреть, как стихотворение обращается в непереводимый «излишек» смысла, утрачиваемый при переводе. Лоуренс Венути называет это «остатком», и это нечто большее, чем передача однозначного смысла. Мне видится, что он составляет самый смысл существования стихотворения, — и об этом невольно задумываешься при взаимодействии с «чужой» литературой, особенно с «малой».

Ещё я регулярно перевожу современный китайский худлит, но читать его успеваю только урывками — времени не хватает. Моя отдушина — старые тексты о чайной культуре, абсолютно вымершей или, вернее, переродившейся во что-то лишь отчасти узнаваемое, и вообще антропология еды.

— Дружбой (знакомством, общением) с кем из коллег вы особенно дорожите? Чем этот человек — и / или его тексты — важны для вас?

— Я испытываю безмерную благодарность ко многим коллегам, которые поддерживали меня, которые меня читают, для которых что-то значат мои тексты — Геннадию Каневскому, крёстному отцу моей первой книжки, Игорю Улангину, без которого она тоже бы не состоялась, Ольге Зондберг, Евгении Ульянкиной, Николаю Звягинцеву, Виталию Пуханову, Марии Малиновской, Дмитрию Кузьмину, Даниле Файзову и многим другим.

Много лет с удовольствием участвую в поэтических проектах Наталии Азаровой и очень ценю её интерпретации китайской классики. Некоторые её стихи очень важны для меня. Я невероятно люблю тексты Аллы Горбуновой. И, конечно, меня совершенно завораживают стихи китайских авторов — Хань Дуна, Юй Цзяня, Лю Вайтуна.

— Что или кто скрашивает вашу жизнь?

— Чай покрепче, чтение вслух, родные люди, нежность, еда, путешествия.

— Какими качествами должен, на ваш взгляд, обладать хороший переводчик / переводчица?

— Начну с банальности: хороший переводчик очевидным образом должен чувствовать родной язык — тот, на который он переводит, — и, вероятно, даже лучше, чем тот, с которого переводит. Конечно, как отмечал ещё Роман Якобсон, переводчику более всего мешает не отсутствие в языке перевода тех или иных форм и категорий, присутствующих в языке оригинала, а, наоборот, присутствие «лишних».

Один из моих любимых учителей, Дмитрий Николаевич Воскресенский, порой говорил, что хороший переводчик не стесняется часто залезать в словарь — наоборот, чем лучше он чувствует и знает язык, тем чаще он это делает. Не стоит бояться сомнений. По словам поэта Ян Ляня, любой поэтический перевод — попытка забраться на третий берег, отличный и от «берега» языка-источника, и от «берега» того языка, на который осуществляется перевод. Это прыжок в невозможное, несуществующее, попытка заставить язык звучать по-иному. Никто не знает, как оно (стихотворение. — Ред.) будет выглядеть.

— Стихотворение, понятное до конца, погибает?

— Наверное, скорее да, чем нет — мне кажется, магия поэзии в её «факультативной точности». Это термин, который придумал в своё время для описания классической китайской поэзии высоких форм синолог Арчи Барнс: всё, что можно не выражать, пусть остаётся невыраженным.

Этот принцип неоднозначности, экономии выражения напрямую связан с тем, что французский исследователь традиционной поэтики Франсуа Чэн предложил называть пассивными методами. В книге о китайском стихосложении он выделяет две группы манипуляций с текстом: активные и пассивные методы (процедуры). К числу активных относятся решения, которые предполагают добавление в некую последовательность предложений чего-то, что превращает её в стихотворный текст. Например, рифму.

Пассивные процедуры функционируют ровно наоборот: мы что-то отнимаем от текста. Язык традиционной китайской поэзии изобилует такими отнятиями, для него особенно важной оказывается фигура эллипсиса. Мне кажется, эллипсис как большая смысловая стратегия, центральная несущая конструкция, эллипсис в некоем метасмысле, в современной поэзии совершенно неотчуждаем.

— Сегодня, помимо творческих вузов, немало курсов поэтического письма. Можно ли научиться писать стихи? И что бы вы посоветовали молодым автор_кам?

— Для самой себя я до сих пор не могу уверенно ответить на вопрос, можно ли научиться писать стихи, и чувствую себя немного самозванцем в этом вопросе. Да, наверное, можно научить поэзии. Но можно ли научиться? Где граница между «писать стихи» и «написать стихотворение»? Между «писать стихи» и «быть поэтом»? Я не могу это сформулировать.

— Что вызывает у вас импульс написать текст, как происходит эта работа?

— У меня есть знакомая, совершенно не связанная с поэзией и вообще литературой. Один раз, в порядке ни к чему не обязывающего смол-тока, она спросила, как пишется для меня стихотворение: через голову или через сердце? Меня поразило, насколько точно она сформулировала очень важное наблюдение, которое давно существовало в поле восприятия, но для которого я не могла подобрать простых слов. Действительно, кажется, есть тексты, которые пишутся из головы и от головы, от установки «я должен написать текст» или «сейчас я пишу текст». Это не значит, что такие тексты заведомо плохие или слабые, нет. Но они движутся именно от головы.

А есть тексты, которые пишутся по-другому. Иногда они приходят к тебе, почти как неотвязная, навязчивая мелодия. Какая-то прилипчивая строчка, которую начинаешь бесконечно повторять про себя, пока она не станет текстом. Мне кажется, большинство поэтов так или иначе тяготеют к одному из двух типов письма: или как бы идут за текстом, или ведут текст за собой. Я, пожалуй, чаще делаю первое.

— Есть ли у вас сверхчитатель, которому / которой вы адресуете свои тексты?

— Думаю, если быть совсем честным, любой поэтический текст адресован одному идеальному Сверхчитателю, идеальному воспринимающему. Поэзия — это прямая коммуникация с божественным.

— Просим привести стихотворение из неопубликованных на нашем портале.

***

бродит краем гроза
как сохатый
пьёт воду в пруду
и по брюхо в воде
из небесных кивает залесин
тяжело синий мох
под ногой
ватный гневный комок
ватный мокрый тампон
жирный дождь над булыжником пресни
дрозд-рябинник решил
из рук вон
свой жилищный вопрос
и теперь мишура
толстых капель
сплошным перебоем
словно мёрзлая ягода
твёрдый пунцовый горох
точным стуком клепсидры
буравит
сырьём налитое

Дата публикации: 27.08.2024

Поэт, переводчик, доцент кафедры китайской филологии Института стран Азии и Африки (ИСАА) МГУ им. М.В. Ломоносова, научный сотрудник Института языкознания РАН, переводчик современной китайской литературы и классических текстов о чайной культуре, создатель блога «Стихо(т)ворье» о китайской поэзии последних тридцати лет, лауреат поэтической премии журнала Poetry East West (DJS Art Foundation) в номинации «Перевод современной китайской поэзии» (2015) и ежегодной китайской премии «Вдумчиво всматриваемся в Китай» в номинации «Перевод современной прозы» (2016), организатор Десятого международного фестиваля «Биеннале поэтов в Москве: Поэзия Китая и России». Переводы печатались в журналах [Транслит], «Светильник», «Иностранная литература», а также презентовались в 2015 году на ежегодном Фестивале свободного стиха в Москве. Дебютная книга стихов «Яблочный вор» вышла в 2020 году. Финалист премии «Лицей» (2020) и один из авторов премиального листа третьего сезона премии «Поэзия» (номинация «Стихотворение года»). Живёт в Москве.