Ника Третьяк о создании текстов, читателе, друзьях-поэтах и кризисе литературного сообщества
Журнал POETICA продолжает цикл интервью с нашими авторами и авторками — мы предлагаем выбрать несколько вопросов об аспектах поэзии и личной практики из заранее заготовленного списка, который будет постоянно дополняться и корректироваться.Наша сегодняшняя гостья — Ника Третьяк.
— Как вы подходите к созданию текста? Что для вас особенно важно в этом процессе — какие приёмы, методы, алгоритмы?
— Текст — это, возможно, неуправляемый бешеный бык, к которому я иду через пастбище, иду долго (около месяца), и мне страшно, что из этой встречи выйдет. Когда я приближаюсь, ритм моих мыслей сначала кружится вокруг его фырканья, а затем они сливаются в одно целое, и начинается нечто вроде пьяной схватки (я после неё почти ничего не помню). Каждый раз бык норовит меня порвать глупостью составленных рядом слов, очевидностью их соположения. Я сопротивляюсь и выкручиваю, выламываю всё, до чего могу дотянуться. Тогда бык = текст может принять любую форму, какую я захочу, и впоследствии я могу вернуться к нему в стойло, укрощённому, и доделать. Но даже тогда надо быть начеку, быки хитроумны. Иногда бык сам уже непохож на себя изначально (то есть он сам как-то без меня выломался) и мне остаётся только усидеть на нём, то есть записать как есть, и неожиданность таких ситуаций тоже не дает расслабиться. После того, как схватка (если она случилась) окончена, я пребываю несколько дней в тумане — есть силы только радоваться, что все «кончилось». Всё двоится в глазах, потому что неизвестно — этот бык крайний или последний.
В процессе укрощения есть четыре основных приёма: разгонка плетью (усилить пульсацию мыслей), торможение (точечный контакт с реальностью), раскалённое клеймо (не буду уточнять) и можно ещё подразнить быка мясом — я захожу на сайт по подбору рифм, где меня начинает подташнивать, и ничего не подсмотрев, продолжаю писать, как идёт.
У меня уже немало быков (не коров, не баранов, не кого-то ещё — именно быков) в стаде, и перед встречей со следующим я очень волнуюсь. На каком пастбище пасётся? Какой он будет? Как они все потом рядом встанут?
— Чувствуете ли вы себя понятым (-ой) / востребованным (-ой) / прочитанным (-ой)? Как вы в целом реагируете на критику (реакции читателей на встречах и в соцсетях)?
— Понятой — немногими, востребованной — никем (и славно), прочитанной — пустой хрен в нос тем, кто думает, что прочитал какого-то поэта, особенно если тот ещё при жизни. Кто говорит со мной при встрече о моих стихах — хм… Обычно говорит «хорошее упражнение» или «полный разнос», или «оно мне не открылось»; прямо сказать, что «этот текст — полный отстой» ещё никто, кажется, не пытался.
Сразу после написанного быка всегда интересно его показать, через три-четыре дня уже не очень. Когда сама возвращаюсь к текстам, написанным более года назад, диву даюсь, как слова в них ещё живы и шевелятся.
Самодовольно скажу, что мне в личные сообщения писали неизвестные люди с похвалой моим быкам. Быки благодарно кивают им в ответ.
— Какой, помимо поэзии, у вас круг чтения/изучения культуры?
— Я выросла в музее, и потому вокруг меня всегда существует изображение. Графическое, живописное, любое другое — когда я ещё не умела писать стихи, я рисовала картинки. Когда я ещё не умела рисовать (и читать тоже), то разглядывала картинки в книгах.
Так что мой круг чтения у меня перед глазами каждый день — моргаю и запечатлеваю немую картинку; кроме того, изучаю культуру через запахи и прикосновения. В остальном, что не бык около раза в месяц, чувствую себя попугайчиком.
— Что изменилось в вас как в поэте в последнее время?
— Я признала себя собой — мои быки живут во всех концах света и выживают во всех биосферах. Как сказала дорогая мне Лана, «поэтики Ники Третьяк не существует» — а дальше пусть Лана сама продолжит; я так приблизительно понимаю, мол, нет у Третьяк одного такого колышка, вокруг которого наматывалась бы привязь её чего-то там.
Я обрела друзей-поэтов — сухарей уязвимости, и нам вместе — как птичкам на ветке в погожий денёк.
Я обрела друзей-поэтов таких, когда мы вместе поросята обожрамши забродившей вишней.
Я чувствую свою землю под ногами, даже когда бык поднимает меня на рога.
— Находится ли литературное сообщество в кризисе?
— Литературное сообщество не существует без кризиса, и, если старый кризис заглох, оно создаст новый. Даже, возможно, несколько за раз.
Так что ответ — да, безусловно.
— Влияет ли сейчас поэзия на общество? Или это удел сетевых поэтов?
— Некоторым образом, я убеждена, что все ныне живущие поэты, пошедшие первым делом публиковаться в интернет, уже по умолчанию сетевые. Вот, пожалуйста, сеть. И ты в ней. Тогда вопрос — удел ли сетевых поэтов влиять на общество? Некоторых — кто поставил себе задачу прям влиять и прям на общество — да, оставим же разговор об этих клоунах с рупором в стороне. У множества других — не удел, они вообще не у дел (ха) этого общества. И парадоксально — влияние не желающих влиять истинно существует. Неизбежно Хлебников будет властвовать над моим умом, как бы он ни скромничал и ни прятался в своём веку.
— Что или кто скрашивает вашу жизнь?
— Дорогая мне Валентина (а ныне — Изабель) подарила мне черепаху: таки ведь этот мистер Суповой-Набор скромным словом скрашивать действительно скрашивает мою жизнь.
Вопросы подготовил
Владимир Коркунов
Дата публикации: 17.09.2024
Ника Третьяк
Поэт, литературный критик, филолог, переводчик. Окончила филологический факультет Московского государственного университета им. М.В. Ломоносова. Рецензии и заметки публиковались в журналах «Лиterraтура», «Формаслов», «Кварта», «Нате», «Воздух». Стихи — в журналах «Прочтение», «Формаслов», «Интерпоэзия» и Rosamundi, в культурном проекте «Флаги».