***
В.Е.
На этом продеваемом ветром месте сложно заснуть и проехать мимо всего ненужного.
Рассыпается мысль под промокшей шапкой, а однорукая гитаристка
на стекле царапает слова песни, через какое-то время станет жарко, они поплывут, она заиграет.
Дважды взятый в кавычки разговор. Трещит ненадёжная плёнка в такт
ненадёжного голосового протеза, в интервью как никогда ощущается участие руки,
и когда расшифровщик переписывал на чистовик, ему показалось слабое рукопожатие.
Зачем-то (я пришёл, а она уже) метёт заваленную снегом площадку. Из газетного свёртка выскочила
открытка с вензелями и желудями:
Дорогой убивец,
для чего ты меня, убиенного, оставил?
Дай ангелом быть, вспороть шилом артерию, чтобы тёплая гигантская кровь, отягощённая сахаром, капала
на холодный кафель и обращалась в таблетки горлу.
***
В жаровне летнего утра
перепечёные тромбоциты битой забиваются в стенки кровотока
Они отворяют горло крови закапывают руины маленькой счастливой хижины до (предполагаемого) потолка
до остывшей икорной кладки в ликовании ноги выпрямились и онемели
будто стая слишком скоординированных голубей
преследующих закатный луч его в спину кусая
вынимая его вопливого из убежища
отнимают руки и ноги
и берут (руки, ноги, голову) из скучного стихотворения
где несколько главных героев в тоске сидят мычат за кофейным столиком
близ фонтанчика с шампанским в залитом луной дворе
окруженные панцирями вылупившихся скрипок
которые летят через погребённый пеплом грабовый лес
падать падать падать падать падать падать падать
сложно не вспомнить о том что эта кровь окопается в земле
Эфир
они приходили в заброшенный плесень-дом,
и им приходилось поворачивать штекер,
аккуратно сжимать и водить им,
сверяясь с ходом часов
и радиодыханием, треском пыли
в сколотых ушных раковинах, чтобы поймать
закрытыми глазами
споры коллективного языка,
мёртвый хор ленинградских
пререканий,
чтобы потом выходить из дома
идти прямыми многолюдными улицами
и терять всё. Говорят,
что после таких сеансов
почти ничего не менялось, но
эти люди моргали реже и дольше.
Квадробер, созданный в Бездне
1. Спуск
легче утиного масла,
крыльями нарезка ветра.
Он спускается, как поплавок,
нет, спускается, как глубоководное кайдзю домой
на дно, которого уже нет, а потолок заварен.
Там по пути растёт лес
пакетного мышления, там мокрое,
в середине стирки остановленное бельё,
которое рыцари надевают вместо пороховых доспехов —
его кинетическая энергия снимает мясо с костей врагов
2. Если
миллион Львов Толстых будет хаотично бить
по своим печатным машинкам,
кто-то обязательно напишет сценарий «Планеты обезьян».
3. То
вещество в середине пути
было похоже на слюни дьявола,
ржавый и мягкий сероводород из кастрюли уступал
ему место на границах раны, границах границ.
И теперь он стоит в телескопической яме,
еда, поднимаясь по пищеводу,
тоже меняла форму.
4. Подъём
отказал тебе в благословении.
Дата публикации: 22.02.2024
Михаил Постников
Поэт. Родился в 2001 году. Окончил Литературный институт им. А. М. Горького. Занимается исследованиями современной популярной культуры, неконвенциональной русскоязычной поэзии и советской литературы 1920–30-х годов. Работает в журнале «Новое литературное обозрение». Публиковался в проекте Arzamas, журналах «Флаги», «Кварта», «Дактиль», на портале «полутона» и др. Соредактор журнала «Хлам». Живёт в Москве.