Юрий Орлицкий
поэт, критик, доктор филологических наук
Два слова об Иване Ахметьеве
Читая лекции по русской поэзии 1950-2000 гг. в разных городах и странах, я в какой-то момент понял, что главным их героем, человеком, наиболее часто упоминаемым в моих размышлениях, оказывались не Сапгир или Бродский, а… Иван Ахметьев, в буквальном смысле перекроивший существовавшее до него представление об иерархии новейшей русской поэзии. В то время как филологи-«традиционалисты» ограничились включением в эту иерархию имени «удобного» и признанного Иосифа Бродского, легко вписывающегося в традиционные схемы рядом с Симоновым и Самойловым, Ахметьев — составитель книг, и уже этим фактом — интерпретатор во многом «неправильной» поэзии Е. Кропивницкого, Я. Сатуновского, Е. Оболдуева, И. Пулькина, С. Чудакова, С. Кулле. Безо всякого преувеличения можно сказать, что без учета этих имен картина русской поэзии будет не просто неполной — принципиально искаженной.
Непререкаемый авторитет в деле издания полузабытых авторов, Иван Алексеевич обладает прекрасным вкусом, которого так часто не хватает даже самым ярким филологам, и в этом — главный залог успеха всех его издательских начинаний. А вкус, в свою очередь, происходит в первую очередь от того, что Иван Ахметьев — один из безусловно лучших, оригинальнейших поэтов нашего времени, только в силу своей скромности не получивший достойного масштабам его творческой индивидуальности признания.
куда нам спешить
спешить нам некуда
я никогда не спешу —
написал Ахметьев много лет назад. Достойная позиция. Как трудно до нее дотянуться обычному человеку. Да попросту невозможно!
Михаил Айзенберг
поэт, эссеист, критик, лауреат премии Андрея Белого
В поэтическом подполье семидесятых все надо было создавать заново, поэтому идеи завоевания почти отсутствовали. Экспансия ничем не вознаграждалась, и авторы старались занять не максимальное, а оптимальное пространство. Ивану Ахметьеву для этого потребовалось заново изобрести минимализм.
Минимализм — первый шаг в сторону от того предела, за которым «дальнейшее — молчание». Поле паузы окружает высказывание и сжимает его почти до точки. Это точечное высказывание – и точечное попадание. Это слова, впервые догадавшиеся, что они стихи.
Стихи Ивана Ахметьева прямо показывают нам, как на самом деле близки и родственны отношения поэзии и обыденного языка. Насколько легче было бы изъясняться, если бы они уже вошли, наконец, в родную речь в ранге своего рода идиоматических выражений, наподобие цитат из «Горе от ума».
Это род высказывания, одновременно и очень серьезного, и заключающего свою серьезность в кавычки (написал сначала «иронические кавычки», потом «иронические» зачеркнул). Чувствуется, как много осталось за границами кавычек, и слова останавливают наше внимание, концентрируют его своей недосказанностью. (Можно истолковать это и как особого рода обрамление: мы видим только то, что поместилось в рамку.) Не закрытое, но как бы подвешенное (в рамке?) высказывание проявляет свойства «вещи в себе».
кот в мешке
вещь в себе
«Вещь в себе» немногословна.
Этот жест этически безупречен — и тактически безошибочен. Поэзия — архаическое занятие, счет в ней идет, как в начале дней: «один — два — много». Произнося свое заклинание, Ахметьев помещает себя не туда, где «много», а туда, где «один — два».
Можно назвать это «своей нишей», но здесь и такое определение начинает звучать буквально. Ниша Ахметьева только отчасти находится в мире культуры. Это не то место, где стоит статуя атлета, а природное укрытие, спасительная темнота, из которой кто-то смотрит на нас осторожно и внимательно.
Ольга Балла-Гертман
критик, эссеист, зав. отделом критики и библиографии журнала «Знамя», зав. отделом философии и культурологии журнала «Знание-Сила»
«Вообще-то это, конечно, внутренняя речь, — сказал Иван Ахметьев о своих стихах ещё тридцать лет назад в одном из интервью. — Или внешняя, но имеющая качество внутренней. Меня всегда интересовало, где проходит граница: стихи — не стихи. И, может быть, эту границу несколько подвинуть…»
Так вот, границу между поэтическим и допоэтическим, предпоэтическим, между, с одной стороны, литературой и повседневной разговорной речью, с другой — между словом и невыговариваемым, он если и не подвинул (думаю, всё-таки да), то, во всяком случае, работает именно на ней, — удерживает её в подвижности.
Его минималистские стихи ближайшим образом родственны, с одной стороны, афоризмам, микроэссе, сверхкороткой прозе (в последние пару десятилетий вполне уже укоренившейся в умах — но Ахметьев начинал существенно раньше), черновым заметкам в записных книжках, наконец; с другой — самому молчанию. Сочетающие в себе предельную плотность высказывания с его парадоксальностью и отличающиеся от сопоставимых прозаических форм разве что интенсивностью, структурной напряжённостью, тексты развиваемого им типа требуют от автора повышенной дисциплины, а от читателя — столь же повышенного внимания. Слова у него, усушенные, казалось бы, до предела, до самой смысловой основы, работают на смысл и всем своим звуковым телом, и размерами пробелов между строчками, и многоточиями пауз, иногда даже орфографией, а более всего — (мандельштамовыми) опущенными звеньями, на которые указывает всё, видимое глазу. (Ещё задолго до появления в нашей словесности идеи сверхкороткой прозы Ахметьев, по собственным словам, «придумал термин “бесконтекстная поэзия”. То есть такая, где читатель контекст придумывает сам, может даже придумать совершенно иной».)
наше дело
как говорил Мандельштам
прямое
В культурном участии Ахметьева есть два аспекта — по-моему, в равной степени важных и связанных между собой, кажется, коренным образом — настолько, что их можно счесть в конечном счёте одним. Будучи и поэтом, многие годы создававшим русскую неподцензурную литературу, и публикатором текстов своих собратьев по судьбе и по эстетической позиции, в частности, лианозовцев (работавших на той же подвижной и проницаемой границе), в обоих своих обликах Ахметьев принимал и принимает важнейшее участие в процессах трансформации русского поэтического слова в XX-XXI веке, испытывает и расширяет его возможности — а тем самым, в конечном счёте, — и наше чувство реальности.
Андрей Сен-Сеньков
поэт, переводчик, лауреат премии Андрея Белого
В стихотворениях Ивана Алексеевича очень мало слов, но над каждым из них — как у святых Фра Анжелико — зеркальные нимбы. От эффектного эффекта nimbus кажется, что их бесконечно много. Поэтому, если при первом прочтении появляется какой-то один смысл, то при перечитывании смыслы составляют уходящую в небеса пирамидку гуголплекса.
Это я уже не первое, и даже не третье, десятилетие наблюдаю и этим любуюсь в стихотворениях Ахметьева.
Денис Ларионов
поэт, прозаик, критик, редактор книжных серий издательства «Новое литературное обозрение»
Критики и исследователи, писавшие об Иване Ахметьеве, уже отмечали присутствующую в его текстах условную, почти неразличимую границу («рамку») между поэзией и повседневностью, подчеркивая и важнейший конструктивный принцип поэтики Ахметьева — перенос речи из неприрученного «кусочка жизни» в концептуальное «пространство искусства». Конечно, Ахметьев — не единственный автор, чей поэтический метод основан на лирическом «освоении» языка повседневной реальности. Но он чуть ли не единственный русскоязычный поэт-минималист, исследующий то, «где проходит граница: стихи — не стихи», и стремящийся «эту границу немного подвинуть».
В более широком историко-литературном контексте балансирование между модусами поэзии («стихами») и жизни («не стихами») делает минималистский метод Ахметьева не столько набором специфических приемов и выразительных средств, сколько мотивированным историко-культурными обстоятельствами местом проявления литературности вообще и «поэтического» в частности. Эту проблему, заявленную еще Романом Якобсоном, можно описать известным высказыванием-моностихом Яна Сатуновского (чье самое полное избранное стихотворений Иван Ахметьев подготовил как текстолог и редактор): «Главное иметь нахальство знать, что это стихи».
Сущность такого литературного «нахальства» заключается в бескомпромиссной готовности автора расширять границы поэзии за счет во влечения в текст повседневной речи, которая в случае Сатуновского была своего рода антидотом против выжигающей все живое идеологической риторики, поддерживаемой вполне реальным насилием репрессивных аппаратов государства. Как известно, подход Сатуновского повлиял на всю современную поэзию вообще, но особенно на ту достаточно обширную ее часть, что ориентировалась на повседневную речь, стремясь заострить отношения между литературным языком и обыденной речью, вводя в тексты следы материального мира или, проще говоря, жизни. Важнейшее место в этом ряду занимал, конечно же, Всеволод Некрасов, поддержавший Ахметьева в ранний период его творчества.
Но сегодня можно сказать, что Иван Ахметьев — скорее антипод Некрасова, успешно преодолевший влияние старшего коллеги. Некрасов стремился к тотальности выражения, исчерпывая все возможные ресурсы того или иного знака, сюжета или тропа: это хорошо видно по вышедшим посмертно большим текстам про российские города. Подобные тексты невозможно представить у Ахметьева, написавшего в начале 1970-х одну пространную лирическую поэму, но, по-видимому, больше никогда не стремившегося к созданию крупной поэтической формы. В отличие от Некрасова, Ахметьеву чужд пространственный подход, неизбежно связанный с фигуральным завоеванием, поэтической колонизацией новых территорий. Cкорее он стремится почувствовать пульсацию заключенного в поэтическом тексте времени, никогда не совпадающего с временем жизни частного человека. Можно сказать, что Ахметьев осторожно и в произвольном порядке касается слов, немного сдвигая их привычные значения, проверяя их семантическую состоятельность или внезапно обнаруживая заложенную в них парадоксальность («близнецы, / похожие на Кафку / как четыре капли воды // (читая Зебальда)»). При этом акупунктура Ахметьева намеренно случайна, что хорошо видно и по композиции его легких, но далеко не легковесных вещей, оказывающихся не только законченным литературным продуктом, но и совокупностью разнонаправленных возможностей коммуникации.
Владимир Кошелев
поэт, редактор веб-зина COLLAGE MEDIA, издательств «Горгулья» и «Территория ноль тысяч», куратор минималистского проекта PLUS MINUS
Иван Ахметьев, патриарх отечественного минимализма, прежде всего поражает своей художественной свободой. Несмотря на сознательно поставленные формальные ограничения, конечно, в свою очередь определяемые особенностью авторского слуха (и вкуса), Ахметьеву удаётся создавать порой произведения столь глубокие, что некоторые лироэпические длинноты на их фоне воспринимаются как какие-то недоразумения.
И в этом смысле пример Ахметьева исключительно поучителен, да и не только для молодёжи, честно говоря: чтобы написать хорошее стихотворение, достаточно нескольких правильно подобранных слов (и вместе с этим они обязаны быть «неправильными»).
Искренне поздравляю любимого автора и вновь нахожу повод поблагодарить его за участие в проведении Конкурса хайку и свободных миниатюр им. Арво Метса, некогда состоявшегося в стенах Литинститута.
Спасибо, Иван Алексеевич.
Дмитрий Сабиров
поэт, переводчик, редактор журнала «Флаги»
Для меня Иван Ахметьев важен как поэт, через чьи тексты можно безболезненно открыть для себя практики минимализма таких авторов, как, например, Всеволод Некрасов, Владимир Бурич и др. Именами русскоязычных автор:ок не ограничиваюсь — потому что после будет погружение и в зарубежные практики, близкие им.
Близок мне в чём-то и минималистический творческий метод, поскольку я стремлюсь к разнообразию модусов письма в своих текстах и стараюсь не зацикливаться на каком-то одном виде формы. Хорошо, когда мир может быть и объёмным, как в текстах Андрея Таврова или Георгия Генниса, и умещаться в нескольких строчках. Такой способ важен не только для показа возможностей поэзии (и не только её), но и для понимания того, какие траектории и пути обретает стремление к внесловесному.
Катя Камушкина
поэтка, редакторка журнала «ХЛАМ»
Кажется, что минималистичная поэзия — это территория, давно исследованная русскоязычной поэзией, однако она непременно продолжает развиваться в творчестве и молодых поэт:ок. Методом ассоциации можно вспомнить нескольких автор:ок из поколения двадцатилетних, которые так или иначе наследуют именно ахметьевскому развороту минималистичной поэзии: с ее видимой простотой, фокусом на исследовании возможности языка, лингвистической наблюдательностью и смещением границ поэтического. И последнее сейчас достигается совершенно разными способами, но бесконечно радостно видеть в этом и проблески кратких (и поэтому въедающихся в память) текстов Ивана Ахметьева и попытки расширить потенциал такого метода.
Михаил Постников
поэт, критик, редактор журнала «ХЛАМ», сотрудник «Нового литературного обозрения»
*Не всё
Столкновение с поэзией Ивана Ахметьева рождает два равновеликих чувства: радость и страх. Генетический страх перед минимализмом, перед метонимией, о которой применительно к Ахметьеву писал Михаил Айзенберг, перед принципиальной безвоздушностью слов «как они есть» и в то же время помещённостью их в контекст — примерно — всех феноменов реальности/виртуальности. В попытке аналитики этот страх рождает обсессивное намерение познакомиться и высказаться вообще обо всём корпусе стихов Ахметьева — в противовес обычной исследовательской инерции, толкающей, например, на то, чтобы из одного (крупного) репрезентативного текста вывести все особенности авторской поэтики. Но такое намерение само по себе маскирует проблему, а не решает её, хотя бы потому, что в случае с корпусом текстов такого последовательного минималиста никогда нельзя сказать, что корпус этот охвачен полностью, что не возникнет ещё (и ещё, и ещё…) один фрагмент, который силой своей гравитации может изменить представление об уже написанном. Надо честно признать: страх остаётся.
Страх того, что рецепция кем-то тормозится, что тот свет можешь погасить, что стихи — это умное делание (ты не ловок, а неучам тут не очень), что он в черепе сотней поэтов ворочал, что писать очень трудно в смысле не писать,
Страх: кто я такой перед этой рекой.
И радость того, что всё* в надёжных руках.
В тексте использован коллаж из раскавыченных цитат из книги Ивана Ахметьева: Лёгкая книжка. — М.: всегоничего, 2020. — 172 с.
Дариа Солдо
поэт, музыкант, редактор журнала POETICA, куратор книжных серий Neomenia и UGAR.kz
Иван Ахметьев, как мне кажется, для молодого поколения авторов, зачастую тяготеющих к сжатости, лаконичности высказывания — одна из наиболее значимых поэтических фигур современности, важный ориентир. Часто, читая ту или иную миниатюру, выражаясь словами Ивана Алексеевича — «кусочек жизни // или // кусочек речи // в рамочке», обнаруживаю в ней особую ахметьевскую интонацию, отголоски его мягкой иронии.
Неоценим и его вклад в освещение неофициальной поэзии: думаю, антологии, составленные Ахметьевым, для многих стали отправной точкой в изучении этого интереснейшего пласта русской литературы. За эту кропотливую работу Ивана Алексеевича хочется поблагодарить отдельно — и пожелать творческих успехов и сил на всевозможные начинания!
Иван Полторацкий
поэт, педагог, редактор журнала «Дактиль»
Стихи Ивана Ахметьева — необходимое утешение миру. Немногословное, узнаваемое, гасящее шум внутри и снаружи. Многолетняя кропотливая работа над словом не могла пройти незаметно. И я бесконечно благодарен поэту за скромное и непритязательное узнавание, которое и есть чистая поэзия в основе своей.
было красиво
потом стало просто
солнце —
Ну кто ещё так напишет?
Иван Ахметьев
Созидатель русской речи
* * *
это я вдруг обнаружил
что я тоже
что-то пишу
* * *
маразм крепчал
крепчал
и стал необратимым
количество перешло в качество
* * *
ничего ли
не страшно
или все ж
не совсем
* * *
я просто примеряю дискурсы
* * *
некоторым нравится
и ладно
* * *
я страдаю
от проблесков сознания
* * *
сколько раз я общаюсь
столько раз попадаю впросак
* * *
было же на том месте много травы
* * *
да, я был кругом неправ
* * *
мама
во всех моих снах
* * *
человечество здесь побывало до нас
* * *
я так один
никто не понимает
* * *
между нами
между временами
* * *
Великий Устюг
Старый Оскол
а Котлас просто Котлас
* * *
горечь скудость и убожество
старости
* * *
физика
в паре с энтропией
* * *
московский муравей
измайловский прогульщик
* * *
непохожий
но очень хороший
портрет
* * *
фокстрот-и-танго
да
блажен, кто испытал
* * *
стал поэтом
перестал быть поэтом
* * *
Вермеер
Шарден
Коро
и Ротко
* * *
хорошо быть фрилансом
или вовсе рантье
* * *
Измайлово — Генка Михеев
до сих пор, в сих местах:
— это не он ли?
каждый раз припоминая
что этого не может быть
* * *
от Риммы Заневской
от Заны Плавинской
от Риммы Заневской
до Заны Плавинской
* * *
— тебя надо сравнивать с Кафкой
или с пророком Исайей
— такого мне никто не говорил…
(успел сказать Леве)
* * *
человечество
не перестает
разочаровывать
* * *
начальник станции Астапово
а у Лао был
начальник пограничной заставы
* * *
ты прославлен
а я ославлен
* * *
встать вровень
с моими авторами
* * *
miracle of mirror
* * *
что из этого
принять на свой счет
* * *
тетя Таня
как вы там
* * *
мгновение
растворилось без остатка
в стихотворении
* * *
полопал —
полетал
чем плохо
понятно,
что это про воробья?
* * *
нам завещал великий Пушкин
печальных строчек не стирать
* * *
Геро и Леандр
сиреневый туман
Ландман
* * *
ленивая русская равнина
* * *
…всего лишь вздох
какой-то ах
какой-то ох
два-три случайных междометья
(приблизительное описание поэзии Некрасова)
* * *
работа моя стоит
но я зато просвещаюсь
* * *
не зима
и не осень
— нулёвка
* * *
аутичный гражданин
* * *
музыка, которую я застал
* * *
да
хорошо бывало
когда Андрюша
был жив
(памяти А. Белашкина)
* * *
в сумерках стало особенно
к вечеру стало темно
* * *
тихонечко ходит мама
(во сне)
* * *
заброшенность
заполненность
* * *
слабые взаимодействия
* * *
всех причастных
всех несчастных
* * *
я много места не займу
* * *
в надежде славы? нет, добра
гляжу вперед я с опасеньем
* * *
сосен светлые стволы
избалованные солнцем
* * *
неандертальцы
что с них взять
* * *
кукольное личико
с выражением знания жизни
* * *
(эти стихи)
плавно катятся к катарсису
* * *
слезинка наивного ребенка
* * *
Сапгир и нимфы
* * *
Андрей Макаров
написал мне в стихотворном посвящении:
…и может, за судьбу России
потратишь несколько извилин мозговых…
ну и вот
* * *
еще цианистей
* * *
неуклюжий общий предок
кошек и собак
* * *
имманентная традиция неофициальной культуры
* * *
эндорфины эндорфины
а я маленький такой
* * *
Баратынский
созидатель русской речи
Иван Ахметьев: «В планах не браться за важное, а доделать хвостики»
— Иван Алексеевич, с юбилеем вас! С каким настроением подходите к этой дате?
— Спасибо!
градации:
озабоченность, растерянность, удовлетворенность, переутомленность и т. д.
— Если немного оглянуться назад, чем из сделанного вами вы гордитесь (чувствуете радость/удовлетворение), а что важное, если не сказать ключевое в планах?
— что-то удалось написать
что-то создать, чего еще нет (в смысле, не было)
в планах не браться за важное (улыбается)
а разные хвостики доделать
— Чем обусловлен выбор минимализма как основного способа создания текстов?
— наверно, голова так устроена…
— Каким образом это происходит: стихи как условные заметки на полях, случайные впечатления, сжатые до несколько слов объёмные сюжеты, элементы живой речи? (Или иное?)
— да, все это (или иное)
— А вам, в свою очередь, кто интересен из молодых?
— я не очень успеваю читать, к сожалению…
Денис Крюков, Анастасия Зеленова.
— Как вы считаете, отвечает ли минимализм текущей эпохе — или он и вовсе вне времени? Какие поэты-минималисты для вас — ориентиры? / Можете ли выделить «близкие» вам голоса?
— минимализм разлился широко…
его уже не исключить.
Некрасов, Холин, Сатуновский.
— За какими литературными журналами вы сейчас следите? Наблюдаете ли за «молодыми» проектами?
— заглядываю в содержание, иногда что-то читаю. «Знамя», «Новый мир», «Звезда»…
немножко и в молодые тоже.
— Вы много лет занимаетесь архивной работой, возвращением поэтических имён, публикациями, изданиями книг. Чем именно вас привлекла подобная работа?
— я как-то постепенно втянулся, и оказалось, что можно публиковать любимых авторов.
— Исчезновение интересных, но локальных авторов — естественная селекция или несправедливость? Можно ли её преодолеть и нужно ли?
— я как-то верю, что интересные не пропадут.
— Назовите пять имён не самых известных авторов, но которых вы посоветовали бы прочесть каждому (каждой), кто по-настоящему любит современную литературу?
— Александр Гашек, Александр Денисенко, Александр Куляхтин, Александр Рихтер, Александр Ривин.
— Настоящая поэзия на ваш взгляд — какая?
— неожиданная, захватывающая, восхищающая, потрясающая, но не только это.
— Что доставляет наибольшую радость и счастье в вашей жизни?
— как говорил Ваня Овчинников:
в мечтах хорошо,
они поддерживают до смерти,
радость
и, главное, счастье дают…
Вопросы задавали Владимир Коркунов и Дариа Солдо
Дата публикации: 31.03.2025
Иван Ахметьев
Поэт, последовательный минималист. Родился в 1950 году в Москве. Известен также как публикатор неофициальной поэзии и прозы (Е. Кропивницкий, Г. Оболдуев, И. Пулькин, Ян Сатуновский, П. Улитин и др.) и антологист («Русские стихи 1950–2000» и др.). Лауреат Премии Андрея Белого (2013) в номинации «За заслуги перед литературой».