Роман Людмилы Садовниковой «Мать-и-мачеха» (рукопись) — это редкий случай в современной русской прозе: большая семейная сага, написанная с поэтическим вниманием к языку и антропологической чуткостью к человеку. В центре повествования — судьбы нескольких поколений семьи, живущих в деревне и затем в городе на фоне революции, голода и войны. Главная героиня — девочка Вера, оставшаяся без матери и вынужденная жить с мачехой. Этот сюжет задаёт тон всей книге: отношения между матерью и мачехой становятся не только бытовым фактом, но и ключевой метафорой романа.
Происходящее в книге охватывает десятилетия — от 1920-х до послевоенных 1960-х, — но именно язык становится главным способом удержать время. Садовникова, сама, судя по тексту, поэт или по крайней мере человек, не лишенный поэтической одаренности, вплетает в ткань текста народные прибаутки, песни, частушки, а также разговорную речь с её пульсирующей шероховатостью и самым уместным из всего прочитанного мной в современной литературе матом. Для наглядности приведем несколько примеров: «Если вздохнуть всем народом — ветер будет (советская пословица)»; без горячего пирожка не будет у девки милого дружка…»; «Чиво пасть раззявила? Закрой, а то муха залетит!». Отдельно хочется отметить работу с диалектами и скрупулёзность автора, за три года работы внимательно изучившего все детали: от истории местных кинотеатров до названий улиц и диалектизмов в разговорной речи. Такой синтез ко всему прочему тоже способствует объему, может быть, по этой причине даже случайные герои кажутся живыми и запоминаются.
Название романа задаёт основную метафору: мать-и-мачеха — цветок с холодной, «мачехиной», лицевой стороной и мягкой, «материнской», изнанкой листа. Уже в самом начале романа одна из героинь, тоже мачеха Дарья, обозначает мать-и-мачеху как «гвоздику для бедных». Эта природная двойственность отражается в судьбах героев: любовь и ненависть, материнство и отчуждение, сытость и голод, жизнь и смерть оказываются неразделимыми. Судьба Веры, оставшейся без матери и вынужденной жить с мачехой, выстраивается именно вокруг этого образа — как буквального, так и метафорического.
Роман демонстрирует, что частное и «кухонное» не менее значимо, чем война или революция. Еда становится метафорой самой жизни: «правильный пирог — размером с противень», и в этом простом определении заключена философия выживания. Вещи — платье, брошь, рубашка — не аксессуары, а носители памяти и боли. Через вещи и еду автор показывает историю «маленького человека», который вынужден «жить бок о бок» с катастрофами XX века. Подобно главной героине, выживающей с жестокой мачехой, человек оказывается обречен жить, несмотря на политические и исторические разломы.
В книге есть и мистика, и сцены ужаса — топор, кровавые убийства, судьба мальчика Пети или другой героини Сони. Но здесь нет жанровой игры ради эффекта: это не хоррор, а радикально реалистическое напоминание о том, что сама жизнь в условиях бедности и репрессий страшнее вымысла. Герои и вовсе мечтают о смерти как об избавлении, в этом отношении отдельный интерес представляют образы мачехи Матрены и матери Надежды, если одна (Надежда) дарует жизнь или сама есть жизнь, то вторая (Матрена) приносит смерть или сама являет смерть. Матрена бесконечно тянется к смерти, и сама становится ею, может по этой причине она и не способна умереть, уже будучи смертью: жестокая, грубая, не родная, но при том не бросающая на произвол судьбы. Биологическая мать дарует жизнь, но одновременно с этим обрекает на нее: на невыносимую мясорубку событий, из которых невозможно выйти нетронутыми. В некоторой степени рождение для героев становится началом каторги и вечной усталости, которая оканчивается утешительной смертью. Любопытно, что героиня Надежда, к примеру, забыв о собственной дочери, тут же рожает следующих детей. Дать жить для нее оказывается важнее, чем сопроводить по этой самой, тяжелой, шероховатой и царапающей жизни. В отличие от мачехи, пусть и жестокой, вероломно вламывающейся в дом, но несущей в себе абсолютное принятие: всех примет, на улицу не бросит. Неслучайно, именно обращаясь к Матрене, Вера говорит: «Мать моя мачеха, жизнь моя смерть, печаль моя неизбывная, радость моя недостижимая, любовь желанная».
Герои романа одновременно живые и карикатурные. В этом смысле фольклорный колорит здесь не делает роман плоским, не сводит его к простой морали (как подобает сказке), напротив — чем ближе вы знакомитесь с героями, тем неоднозначнее они кажутся. Автор сознательно балансирует между архетипами, сюжетными штампами и психологической глубиной: грубая Матрёна оказывается способной на нежность, покорная Надежда несёт в себе жестокость наравне с веснушками, а сирота Вера вырастает в женщину, чьи поступки сложно назвать однозначными, чего стоит один только шланг. Даже эпизодические персонажи наделены собственной судьбой — у Садовниковой нет «малых» жизней. Автор периодически раскрывает карты и обнаруживает писательскую кухню, но не для того, чтобы обозначить свою тонкость и интеллектуальность (как часто бывает), а напротив, чтобы напомнить читающему, что литература не жизнь. При этом это, конечно, симптом большего мастерства, писателя, начитанного и хорошо понимающего законы жанра, вот, к примеру, небольшое описание главной героини: «И почему в деревенской прозе дети всегда рыжие и конопатые? В крайнем случае, белобрысые и обязательно со щербинкой между передними зубами. Смех смехом, но Верка действительно собрала все самое яркое от классической героини деревенской прозы: и щербинку, и рыжину».
Ключевая фраза романа — «надо жить». Она звучит одновременно как приговор и утешение. Жизнь здесь неизбежность, мучительная, но единственно возможная форма существования. В этом и заключается гуманизм романа: в признании ценности каждого, кто продолжает жить, несмотря на страдания. Неслучайно весь роман автор посвящает «родным гробам, домашним пирогам и той доле нежности, которую каждый из нас так и не смог потратить». Жизнь здесь как блошиный рынок, где внимательный глаз выцепляет стоящий предмет. Правда, удивительным образом, стоящим в романе Садовниковой оказывается каждый, потому что обречен жить, должен жить, как говорят сами герои на протяжении всего романа «НАДО ЖИТЬ». Жить сложную, страшную, безобразную жизнь, не перестающую перемалывать. Роман Садовниковой как тот самый жест легкого поглаживания по спине горько плачущего человека. Не облегчить боль, не лишить горя, не забрать у смерти, но только гладить и говорить «ну все-все».
«Мать-и-мачеха» — произведение, которое соединяет народную речь, поэтическую образность и масштаб исторической панорамы. Садовникова возвращает внимание к человеку как к главной ценности литературы, противопоставляя сложное, амбивалентное зрение упрощённому морализму или идеологическим схемам.
Это книга о выживании и нежности, о том, что всякий живой заслуживает внимания. Время, перемалывающее человека как мясорубка, позволяет взглянуть на литературу как место, где можно сохранить человеческое лицо там, где история его стирает. Давно не читала такого человечного во всех смыслах романа, напоминающего простую, но с каждым днем исчезающую истину — чем страшнее время, тем легче забыть в нем, что другой такой же человек, как и ты сам.
Дата публикации: 23.10.2025
Егана Джаббарова
Писательница, поэтесса, эссеистка, автор книг «Руки женщин моей семьи были не для письма», «Красная кнопка тревоги», «Босфор» и «Поза Ромберга».