Автор не стремится ошеломить читателя огромным количеством переусложненных метафор, а дает «выдохнуть», как бы специально оставляя для этого время и место в самом ритме развертывания каждого стихотворения. То есть читателю с самого начала предлагается выбор — уходить внутрь текста или же со стороны наблюдать за его отдельной таинственной жизнью. Можно быть вовлеченным свидетелем, а можно — посторонним наблюдателем. И в каждом случае стихотворение повернется к читателю своей особенной гранью.
Из предисловия Анны Голубковой
Центральным произведением книги Ольги Туркиной мне представляется поэма «Деревья». Интересна она, в первую очередь, тем, что темой ее стал архетипический образ нашего коллективного бессознательного — образ Дерева. Туркина, всматриваясь в деревья, видит и чувствует другое: не «выдохи ввысь», а ветвление (у нее глаз художника–графика). Дерево ветвится как ветвится сама Жизнь, оно «говорит о мироздании», оно мыслит и испытывает боль.
Из послесловия Сергея Стратановского
Стихи Ольги Туркиной можно представить как долгое ожидание транспорта на остановке, когда все уже вглядываются в даль и переминаются с ноги на ногу. Но только поэт может представить, как медленно, по капле, истощается и время, и чувство. Развёрнутые картинные эротические метафоры, вроде кожи берега или взбалтывания луны в слезе, говорят об этом истощении, незаметном для нас, той усталости, которую с нами разделяет само бытие. Поэт приходит на выручку вещам, не давая им дойти до состояния ужаса.
Из рецензии Александра Маркова
***
Тень от вороны резче вонзается в глаз,
Чем сама птица. Отчётливей крик
Эха, чем голос птичьего горла.
Громче
Вонзаются витрины в нас,
Чем сами мы друг в друга. Пласт
Тела, очерченный звуком вороньим,
Круче, он режется, если щекой
Приласкаться к вырезанным из ночи бёдрам.
***
Попробуй построить песочный замок,
Когда тебе в ухо шуршат песочные часы.
Детство гуляет ветром в серой пустой песочнице.
Сегодня непогода. Ты поднимаешь воротник
Плаща песочного цвета, конопатого от дождя.
Бесполезные застёжки звенят далёкими колокольчиками
По тебе тому, кого докричаться не могут из окон,
Кто задержан собой на этой площадке.
Крикни сам себе — и не будет ответа.
И глаза под очками слезятся,
Конечно, от ветра.
***
Папе
I
Недоговорённость
остаётся на всю жизнь
II
а не навсегда
***
«Такая молодая — и такая печальная.
Откуда столько тревожности?»
Из детства:
«Не к добру ты смеёшься»
«Накличешь беду»
А я заливалась, я так смеялась!
Потом реже
Но когда забывалась, смеялась:
«Так не смеются тебе уже 16»
«Ты что-то принимаешь»
«Не ври»
Смеяться нельзя
Нельзя слишком сильно
Радоваться
Уясни: быть хмурым на всякий случай
С самым замогильным лицом стеречь хорошую жизнь
Мама где моё счастье я же давно не смеюсь
Самосожжение
Напрасно считать, что мотыльки не знают, что их ждёт.
И в свете последних событий я понимаю:
Они летят на свет, потому что знают,
Что такое жить в коконе,
Жить в темноте.
Бабочкам известно, как это —
И, чтобы не стать ночными,
Они выходят в свет.
И вот
Я и ты садимся в машину — чтобы поговорить по душам,
Чтобы не оглядываться на насмешливый
коктейль завистливых осуждений.
Потому что «нельзя смотреть в глаза дольше рамок приличия».
Я знаю, что такое выходить в свет, пряча свою тьму.
Напрасно считать, что мотыльки летят, не зная, что их ждёт.
Я это поняла в мире, который настолько испорчен,
что приходится
Скрываться от посторонних глаз —
чтобы читать друг другу стихи.
И снимать гостиничный номер —
чтобы просто смотреть в глаза.
***
Я шёл до ванной словно бы на ощупь
В её квартире-лабиринте. Всё
В ней было ею — вначале я окунул
Ступни в ворсистый ковёр, будто в её небрежные пряди.
Соприкасался с дверной ручкой — её мягкой и тёплой рукой.
Мне казалось, отовсюду меня касается она.
Мне казалось, она — повсюду.
Из пола росли её ноги и руки, локти, колени, голени.
Я не мог положить голову на подушку, я целовал её уголок словно грудь,
Я думал, это её жилище пропитано ею, слишком сильная энергетика,
Но я вышел, и вдоль проспекта стояли руки её как фонари.
***
Смотрю то вдаль, то в близь
Сквозь замутнённые морскими каплями солнечные очки
Моё отрочество — это покинутые цветные игрушки
На пустом сером пляже залива
***
Выберу дерево
Буду фотографировать
Его как любимого мужчину
Каждый день
Сделаю 365 снимков
Буду смотреть
Документальный немой фильм
«Год жизни дерева»
Дерево переведёт: «Годовое кольцо».
Годовые кольца бывают и у людей
Это выдают отпечатки пальцев
И роговицы
А ещё
И ты идёшь в готовое кольцо
Будто трамвайное
Туда приходит всё закруглиться
Окуклиться
Зачехлиться
Прикорнуть
Уткнуться носом
В сугроб с торчащим рельсом
Будто берцовой костью в белом мясе
Это холодный период где всё завершается и начинается
Откуда растут все ноги и где зарыты
Все съеденные собаки
Пути пути
Годы годы
Кольца кольца
|
Стихи написаны на дереве
Без помощи рук и веток –
Складки коры
|
Голые похожие на нервную систему
Стоят не шелохнувшись
|
Самое чёрное дерево
На фоне белой стены
Расстреляно фонарями.
|
Дерево – единственное кому роют яму для жизни
|
В ладони чьи линии древообразны
Лист чьи линии древообразны
|
Когда дерево мыслит его тень – зеленеет
|
[из поэмы «Деревья]
Дата публикации: 08.02.2025
Ольга Туркина
Поэт, прозаик, редактор. Родилась в 1988 году в Ленинграде. Соведущая ЛИТО «Дереветер», артистка проекта «Поэтустороннее». Окончила Санкт-Петербургское художественное училище им. Н. К. Рериха. Публиковалась в журналах «Волга», POETICA, «Дактиль», «Контекст», «Парадигма», «Аврора», «Зинзивер», в альманахе «Артикуляция», на портале «полутона» и др. Автор нескольких поэтических и прозаических книг, включая «Очертаинства» (2024). Живёт в Санкт-Петербурге.