* * *
Фрукты которые
я ела с мужчинами
апельсин
яблоко
груша
смерть
ежевика с
тобой
Так мы разламываем
мир
как мякоть
только чтобы
посмотреть
что внутри
Так смотрят
звери
на чужие
позвонки
и влагу
И властная
темнота
не уходит
от их взгляда
когда раздеваешь
ты
когда раздевает
другой
И детство
вдруг плачет
в углу
как кошка
как ощипанная
птичка.
* * *
Ты бы сказал
— Вальтер Беньямин
я бы ответила
— Соль на нашей коже
Бледный говор
замерзших голубок
видишь
как получается
ожог преобразуется
в рану
Острая радость
острая боль
в слюне
у животных
И сияет
до расплавленных
крыльев
и языка
Два три
часа
где я была
с тобой
зачеркнутая
светом.
* * *
Всегда
прокуренные
квартиры
куда мы
приходим
для забвения
или любви
Чтобы заглушить
скользкий
ужас
реальности
И когда ты
снимаешь
с меня белье
что ты видишь?
Кроме
кожи
позвонков
сосков
Можем ли
мы увидеть
беззащитность
другого
до самого
конца
До чистого
сияния
развернувшейся
темноты.
* * *
Я вижу
твое семя
и как свет
рассекает
пространство
Но конечно
это не свет
это твой
взгляд
свет так
никогда
не смог бы
И лоб
и моя спина
и язык
и все что
можно заменить
рентгеновскими
снимками
но никогда
не повторить
Остается
в комнате
и тут же
плачет
и ноет
как разделенные
сиамские
близнецы.
* * *
Как отправить
умершему
запрос
в друзья
Или ниже
лобка
найти
живое сопротивление
Бестолковая
ель
нежные снежинки
в хороводе
смерти
Это почти
как вдох
только выдоха
нет
/никогда не будет/
И стынет
в санях
и в церковном
хоре
жалкое сердце
полуживое.
* * *
Преобразуя боль
ты приходишь
в сон
как разбойники
всегда приходят
к детям
Не как волчок
или Питер Пэн
а как снег
за окном
в сердце
зимы
его мелкий
настоятельный
шум
Складывающийся
в фигуру
отсутствия
в лицо
смерти
и посреди
жара
и посреди
страсти.
* * *
Удивиться
что-то
бывает
таким сильным
На что
будет похоже
это удивление
на жизнь
или смерть?
На очаги
медленного
огня
тлеющего
в нас
Ты даришь
свой жар
всегда детский
другому
Сквозь
катастрофу
ее пепел
и боль
И горит
мир
чужой
со всех
углов
непричастный
как лес.
* * *
Сахарное лицо
Мандельштама
тонкая фигурка
снега
Маленькая фуга
под подушкой
как лицо
становится розовым
с мороза
Почти невыносимое
зрелище
И как теплую
в мыле руку
кладешь на лоб
на замерзшее
сердце свое
Вырванное
у других
у тебя
у меня
И осторожно
на грудь
тебе
или мне
Ляжет одеяло
легкое
пуховое
чужое
как смерть.
* * *
Смотришь на окно
элитной высотки
и думаешь
из такого
хорошо прыгнуть
Воздух разбивая
и целуя
всё как бы
случайно
Кроме снега
любви
того раза
в августе
июне
Три года
назад
скажи
ты помнишь
мои позвонки
До того
как мы
оказались
запертыми
в этом чужом
месте
Разграниченном
кровью и холодом
как любимое
тело разграничено
нежностью.
* * *
У меня
нет желаний
за пределами
тебя
Голое сердце
в груди
во рту
И стоит
и ждет
весны
ледяная
вода
А там
и жар
и обморок
и позвоночник
обращенный
в подчинение
И вот
вода просыпается
и ударяет
со всех углов
стирая
тебя и меня
как набросок.
Люба Макаревская
Поэтесса, писательница. Стихотворения и проза публиковались в журналах «Новое литературное обозрение», «Зеркало», «Воздух», «Носорог», «Незнание», сетевых изданиях и др. Вошла в шорт-лист премии bookscriptor в жанре современная проза. Автор трех сборников стихотворений «Любовь» (2017), «Шов» (2019) и «Еще один опыт сияния» (2022), а также книги прозы «Третья стадия» (2023). Тексты переводились на испанский, итальянский, польский и английский языки. Живёт в Москве.