Cut-up
Принять безоблачность обычного утра. Я вдруг понимаю, что моя жизнь вполне благополучна. Иногда я забредаю в множества, обосновавшиеся в случайных женщинах. Трижды перечитанная книга становится почти домом. Что тут добавить? Сила оформлена в ленивых движениях, которые малочисленней солнечных бликов на стене. Дремотна прелая память. Миг просторен, если задержишь дыхание. Даже на расстоянии щетинисты вещи. Мы не знаем своих лиц со следами ночных кошмаров, хотя похмеляемся толкованиями. Воображение предлагает одну лишь пустыню, где, обернувшись в тряпье, забываешь сотрапезников. Законы упорядочивают материю. Изначален алеф, рождающий бет. Между повторными воплощениями мы пребываем в качестве персонажей, коим тесно в линейном сюжете. Такая вот холодная щель, где ни потрохов, ни костей, ни артерий. Что и есть красота, перепавшая одержимым бродягам.
Примечание
Статичен иероглиф ладони. Бесшумно отдалить руку, чтобы зажегся знак. Как «аминь», где громоздятся ангелы. Шаги всегда отрезок, даже если впереди вечность. Возможно, сквозняк — средство общения между входом и выходом. Я слышу звук, напоминающий разбитую вдребезги последовательность. Ты продолжена настолько, что тебе мало ласок. Мы спали, погружаясь в паутину, которая через несколько часов вытолкнула нас обратно. Путешествия всегда завершаются в какой-то комнате, пропахшей приглушенными голосами, повествовавшими о манекенах, механизмах, черных кубах. Всё, обреченное повторению, образует узор. Но любой ребенок в силах разомкнуть эти тиски своей улыбкой. А нам остаются прерванная беседа на мертвом языке и жалкое примечание к гипнотическому первоисточнику. Лучше не включать свет, чтобы не оказаться в тупике.
Прогулка
Образы искажены скоростью. Бесконечно как дление, так и деление. Но случайность избегает становиться линией, предпочитая оставаться каракулями. Город наводнен борделями, чьи посетители обладают лицами мясников. Ум разлагается на толки и полярности. Кровь вскипает от собственной красоты. Сердце будто выплевывает личную историю, вполне обычную. Я давно уже перестал преследовать яркие цитаты, предпочитая просто смотреть на прохожих, фонари, лужи, машины. Можно ли утверждать, что теперь найдена хоть какая-то опора? И как сказать так, чтобы ничего не сказать, ничего не добавить к исходному равновесию мира? Ведь довольно одной прогулки, чтобы познать меру и безмерность. Я и сам затрудняюсь объяснить пристрастие подошв к плоскости. Мимо и мимо, соблюдая простую технику. Люди достойны всяческих похвал. Наверное, они догадываются как легко заменить тайну парадоксом. В солнечный день отправиться на побережье, чтобы уточнить карту побега. Место чистых форм зашторено пылью.
Встреча
Наверняка заморосит дождь. Созерцая голые ветки убеждаешься, что отсутствие — выпотрошенная глубина, милостивая для комнатных затворников. Над головой роится шепот: успокойся. Прошли годы, но намекающие на запретное знание фигуры по-прежнему на полуразрушенных стенах южного города, парализованного сегодня туманом. Подвижны границы. Достаточно отбросить жажду жизни, чтобы предположение о повсеместности красоты оказалось верным. Над крышами парят голуби, просящиеся на бумагу, которая вполне способна заменить небо. Даже в холодные вечера можно согреться, глядя на окна квартир, где горит свет и люди пригнаны друг к другу. Став целым, они утратили углы. В начале улицы в поворот вписывается чей-то хроматический кашель. Услышать, затем узреть. Чем ближе встреча, тем больше размыт твой двойник. Указательный палец наставлен на землю, не вбирающую тени. Нерожденные толпятся рядом.
Без названия
Память стремится выйти за пределы черепа. Ее содержимое расслаивается на Тень и тени. По какой-то смутной причине язык жаждет повелевать «душой». Плоть исключена из этого уравнения, хотя лицо переполнено гибкой мимикой. Жизнь пахнет сумерками. Знамение, оно повсюду, стоит только отойти в сторону. И тогда смолкнут страницы и станут слышны мертвые, чьи прозрачные голоса твердят одно и то же: коснись своего отражения, чтобы совпасть с отсутствием. Петляющая походка расшифровывает пространство. На перекрестке бездомная собака как напоминание о легкодоступной свободе. Ладоням тесно в кармане, просятся друг к другу в молитвенном жесте, испрашивающем у пришедшего в движение неба горсть снега для этого полуострова. Чуть поодаль к автобусной остановке приближаются старик и мальчик — само Время, расколотое надвое. Уедут и станут теми, кем были раньше.
Ниджат Мамедов
Поэт, переводчик. Родился в 1982 году в Баку. Автор книг «Место встречи повсюду» (2013), «Непрерывность» (2018). Финалист Русской Премии в номинации «Поэзия» (2013). Живёт в Баку.