Литературный онлайн-журнал
Критика

Слишком тесный язык

Станислава Могилёва

Переформулируй

М.: Новое литературное обозрение, 2021

В третьей книге Станиславы Могилёвой «Переформулируй» с первого слова виден призыв. Вопрос — к кому? К читателю, самому автору — или это выкрик в воздух, который направлен любому, кто может услышать? Следующий вопрос: переформулировать что? С первого взгляда кажется, что это призыв отказаться от инерции формального чтения, написания и существования текстов. Подтверждения этой мысли можно найти на протяжении всей книги, однако Могилёва призывает «переформулировать» не только текст. Авторка будто бы пытается подчинить саму систему работы как со смыслом, так и с его материальным наполнением, в единстве чего кроется существование субъектов книги.

отменить письмо

в попытке нечеловеческого тепла

сначала научись ходить
потом ходи

сначала научись потом
глотай

пустое

поиск по слову
какое хорошее слово

воруй-движение
биение-на

пустое, пустое

лизни соскользни
по веночке веночкой

англетер далеко-далеко
глубоко

глубоко 

Уже сама структура сборника — выражение и раскрытие основной идеи. Первая часть «Имена или целые люди»: имена как означающее или люди как означаемое. Союз «или» — союз выбора, конфликта, Могилёва отказывается от единства означающего и означаемого и, сходу постулируя кризис знака, добавляет к «людям» определение «целые». Таким образом, акцентируется внимание на том, что имя никогда не сможет полностью выразить предмет, явление, личность.

между смутными рёбрами знаков
не прерывающими тихий ход
перекатывается новое тело
в край-рассвет не спросив рождённое
лицо от падающего и теперь bora сырое
врытое в свёрнутый свет 

Кризис естественного способа выражения — основная причина призыва переформулировать, а, как любая перестройка, такой процесс должен включать в себя разрушение существующего порядка. Именно такой слом мы наблюдаем в первой части книги.

Для неё Могилёва выбирает двустишия (в рамках более пространных текстов) — сегодня это во многом тренд: укорачивания текстов в социальных сетях, а вслед за ними — повседневной речи и мысли. Как отмечает Павел Арсеньев, Могилёва целенаправленно ориентируется на речь соцсетей, полноценно вводя этот дискурс в поэтическое пространство[1].

При этом построение текста в виде двустиший фактически рисует перед читателем линии — обрывки мыслей, которые зачастую существуют в голове одномоментно и параллельно. Часть из них обрывается, часть — меняет направление и сходится в точку — в конце текста. Каждая новая точка — точка отсчёта новой мысли, нового текста.

ту плаценту мы съели
как есть, не закусывая

я всё в мире видела
говорит девочка

в джинсовой юбке
идущая впереди

с двумя парнями
с бутылкой rosé в руке

последний раз обновлён
шесть лет назад

сдаёмся
сдаёмся

не открывать сообщения
чтобы не забыть ответить

записал свои мозговые
волны на плёнку

говорит брайан ино
в фильме о брайане ино

всё утро не могла вспомнить
как тебя зовут. мучилась. 

У Могилёвой также происходит слияние внешней и внутренней реальностей. Это попытка уловить переход из мира сознания и мыслей в мир реального, существующего, ощутимого. Но на границе этих миров встаёт инерция, штамп восприятия, что переводит реальное ощущение от слова/текста — в абстракцию.

в контуре осыпающемся
осыпающегося мира

вскрыть, чтобы понять
настоящее ли

живое 

Здесь Могилёва во многом наследует Лакану с его понятием символического, но идёт дальше, поскольку только в XXI веке человек столкнулся с феноменом социальных сетей, где каждое слово мгновенно может быть услышано — причём, услышано многими. В результате человек попадает в ситуацию множественного параллельного диалога, отголоском которого также можно считать выбранную Могилёвой форму. При этом смешение двух реальностей — ещё одна черта современного мира, где реальное и виртуальное эмоционально сравнялись и, хотя грань на уровне сознания ещё существует, — стирается и она.

переход
длится быстрее секунды
остальное — инерция, прошлое
неодолимое, прежде всего
доступное
для проживания 

Екатерина Захаркив также с осторожностью отмечает у Могилёвой апелляцию к традициям концептуалистов[2], практика и подход которых неизбежно будут возникать при их адаптации даже в инновационных формах высказывания. Могилёва вступает в противостояние с этой инерцией. Однако — спустя полвека — ей приходится противостоять не только формам, но и стандартным приёмам построения новых форм, то есть инерции современного письма как практики.

множество языков непереводимых
множество языков костяных истоков
возле в золу внутрь ссыпаются
вынимают, выманивают
периферию, корень
периферию как корень 

Вторая часть книги «это про это» становится своеобразным продолжением/раскрытием первой; обрывки мыслей, кадров, реплик обретают говорящего — в названиях текстов (в первой части раздела) присутствуют «говорения, думания» («говорит настя», «говорит серафима» etc.). Более гладкое повествование позволяет читателю выдохнуть и внимательно следить за единой, хотя и разветвляющейся, линией повествования.

горизонтальные связи
в негоризонтальном пространстве
как они устроены
как они работают, что соединяют
где упускают 

В то время как традиционная практика письма подразумевает вычищение, а то и дистилляцию речи, Могилёва, напротив, сознательно вносит в текст максимальное количество деталей, даже тех, которые могут показаться излишними. Лейтмотивом становится проговаривание каждого субъекта — роль текста предстаёт возможностью быть говорящим-существующим.

письмо для каждого
само по себе хорошо
только потому что письмо 

Или:

я записываю слова
я записываю все слова
я записала каждое слово
я всё записала 

Части сборника таким образом контрастируют: первая состоит из пространных текстов со строфами-двустрочиями, оставаясь многолинейно-многоголосой, вторая в большей степени однолинейная, одноголосая, хотя и с множеством ответвлений. Так, первую можно сравнить с хором прорастающей травы, вторую — ревущего дерева. Именно ревущего, потому что каждый текст даже при внешне спокойной интонации становится криком безвыходности, в которой находится лирический герой/лирическая героиня.

мне не грустно и не весело
мне не тяжело и не легко
мне не хорошо и не плохо
от того что
сейчас это не происходит
мне важно сказать
произнести вслух
услышать как оно звучит
и я произношу вслух
в немоте

и не слышу
как оно звучит

и никто не слышит
как оно звучит

в немоте 

Эту безвыходность Могилёва видит в первую очередь в ограниченности дискурса, который помещает в рамки и речь, и мышление. Ограниченность речи означаемым ставит грань между человеком и окружающим миром. Единственный выход — переформулировать, найти другой язык, не обязательно словесный, — и Могилёва пытается выбраться из этой ограниченности через звук, изображение, прикосновение.

закончится кожа под пальцами
оборвётся падение пальцев

вдоль поверхности что будет дальше кожи
кожа подходит к концу пальцы

простукивают свод ничто пальцы длят грёзу
пальцы отталкиваются от остатка 

Третья часть книги «я тоже пишу» также получает формальную упорядоченность благодаря нумерации текстов, но ещё больше усиливает контраст между видимым порядком и перманентной попыткой вырваться за любые границы. Семантически само название «я тоже пишу» обретает дуальность — я пишу тексты, я сознательно их пронумеровала; с другой стороны — это перевод речи в письменное измерение, что добавляет особого смысла названию в контексте цитаты из следующей части книги:

я хочу накачать мышцы влагалища
пишет одна девочка в своём тг-канале

я тоже пишу 

Четвёртая часть «снимай, пожалуйста, покрупнее» будто бы отражает эту мысль — посмотри по-другому, попробуй увидеть реальность на самом деле. Только зрение как восприятие известных — названных объектов — оказывается ограниченным и не позволяет освободиться от рамки восприятия, а напротив:

зрение это непреодолимое препятствие, средостение,
замкнутое пространство, зрение диктует и не ждёт

<…>

зрение это возня, зрение умножает и украшает, зрение
это рана, пролом, пробоина. зрение несокровенно,
бесстыдно, распущенно, развязно, зрение это ганг-
банг, безотчётная оргия, непрерывная е[]ля всего
со всем, страшная тёмная е[]ля всего со всем, я е[]у  

В итоге вырожденность и замкнуть языкового знака ставит говорящего в ситуацию не просто внешней, но внутренней замкнутости, потому что даже при осознании своего положения субъект всё равно пытается его осмыслить и оказывается в ситуации речи, то есть возвращается в границы восприятия. Для их преодоления Могилёва совершает интенцию «переформулировать» язык на другие языки и таким образом вырваться из инерции речи, говорения, мысли.

я буду исследовать языком язык языка
раздробленные лобковые кости
стёртые бёдра незаживающие коленные чашечки
похоже на бокс, рваные ткани охоты 

Мир познаётся через слово, и заштампованность языка ведёт к заштампованности восприятия; поэтому переформулируй — призыв к смене не только слова, но и оптики в целом. С другой стороны, читая книгу, мы также понимаем, что попытка выйти за границы (не только лексические/словесные, но и: ощущения жизни в целом/внесловесные) не акт свободной воли, а во многом — необходимость, потому что привычная реальность перестаёт отвечать запросам субъекта — привычный мир рассыпается как дешёвые декорации.

и

что ещё, что ещё

и

«почему бы не быть этому миру единственным»

и

мы хотим познакомиться
дом обрушился
держимся за руки 

И пока он не рассыпался до конца, Могилёва, встав на границы возможностей языка и средств выражения, предлагает найти новый язык, который преодолеет разрыв между знаком и сущностью, вернёт человека и его чистое восприятие.

не могу отрефлексировать и вербализовать ощущение
объясни, пожалуйста
помоги мне назвать: что я чувствую?


[1] Арсеньев П. Aufschreibesysteme 2000, или «Пошлите девочкам мейл, они все сделают» // Транслит. — 2020. — № 23. URL: http://www.trans-lit.info/materialy/23/aufschreibesysteme-2000-ili-poshlite-devochkam-mejl-oni-vse-sdelayut

[2] Захаркив Е. К формулировке женского голоса: зов разоблачения // Могилёва С. Переформулируй. — М.: Новое литературное обозрение, 2021. — С. 5-12.

Лена Захарова

Поэт, переводчик, критик. Родилась в 1991 году в Чкаловске. Окончила Нижегородский государственный лингвистический университет им. Н.А. Добролюбова, а также Самарский государственный медицинский университет. Публиковалась в журналах «Воздух», «Дружба Народов», «Октябрь», альманахе «Артикуляция», на портале «полутона» и др. Живёт в Самаре.

К содержанию Poetica #2