Предисловие и перевод с немецкого Алёши Прокопьева
Книга Die Niemandsrose настолько грандиозна по замыслу и воплощению, что словно бы просится, чтобы её рассматривали не только в целокупности хрустального шара, внутри которого мерцают многочисленные смысловые связи (цитаты, аллюзии, сквозные образы и пр.), но и — для более подробного углубления — в виде некоторого ряда (подборки, серии), где читатель был бы избавлен от риска утонуть в «океане Целана». Подборка, в которую предстоит погрузиться, составлена дружеской рукой Владимира Коркунова, и я её вполне одобряю и, возможно, даже понимаю.
(В таком же аспекте можно и нужно рассматривать мой амбициозный замысел — перевести и откомментировать весь корпус, включая и ранние стихи; казалось, бы, что тут такого? полный Целан есть уже, к стыду для русского поэтического пространства, на всех европейских языках, и следует только восполнить этот досадный пробел и на русском. Но в том-то и дело, что весь корпус не должен быть, по мысли Гадамера, лишён конгруэнтности целого по отношению к отдельным частям, и эта задача не такая простая, а требующая многих лет работы как переводческой, так и исследовательской. Я вижу её не в том, чтобы останавливаться на ошибках предшественников, а в том, чтобы дать непротиворечивое целое, противоречия в котором играли бы в пользу этой непротиворечивости. Инструментом, пригодным для такой задачи, является Toposforschung, возникший с лёгкой руки Курциуса, а не традиция академического комментария.)
Лекции онлайн, прочитанные мной в 2023 году, и посвящённые топосам тела: Глаз(а) (веки, ресницы, зрачки), Рука (пальцы, ногти), Волосы, Рот (губы, вульва) и т.д. отметили всего лишь начало большой работы. Рассмотренный сквозь эту волшебную призму, большой текст Целана раскрывается совершенно иначе, нежели при первом приближении; мы можем увидеть не только развитие отдельных сквозных образов, но и зачастую получаем ключ, один из тех «меняющихся ключей», о которых он говорит в стихотворении с таким же названием. И что самое удивительное! — этот ключ будет меняться у читателя по мере продвижения по смыслам Целана и его собственного становления как читателя. В идеале речь идёт о системе гиперактивных перекрёстных ссылок, чтобы в любой момент можно было бы увидеть все «валентности» того или иного топоса или словосочетания.
Что касается этой подборки, то для начала я бы привёл некоторые соображения, касающиеся хотя бы одного, для примера, стихотворения, чтобы хотя б отчасти облегчить дальнейшее, уже самостоятельное, движение читателя по смыслам. Не забывая при этом о звучании и графическом оформлении мысли (ритмический рисунок, особенно строфика, которая одновременно и часть визуального, важны для этих стихов не меньше, чем содержательная глубина). Особенно если всегда помнить о том, что начиная с Розы, стихотворения зачастую образуют ту же структуру, которую описывают.
Скажем, в стихотворении «По обе руки моих…» в ранней версии было «По левую руку от меня…», где соответствующее личным пристрастиям и приметам «левое» в оппозиции к «правому» делало акцент на удаче и счастливом случае, — и вот оно заменяется на «обе руки» в пользу образования некого центра (середины) мира, который проходит «прямо посередине нас», где «мы» одновременно «я» и «ты», и в то же время «все люди, все живущие». Таким образом «любой из нас» должен пройти между «я» и «ты». Затем: «Ты там, где твой глаз» одновременно универсальный ориентир, если пред-положить, что под «ты» имеется в виду всякое осознающее себя и своё рас-положение в пространстве существо, пространство, где есть как минимум верх и низ, а «я», которое говорит о себе, что оно знает, где выход, словно движется между слов и между строк. Но «ты» здесь может быть и счастливо найденное в этом сборнике (понятие) Никто (частью которого, Розой которого «мы» являемся). Точно так же «ты» может быть обращено к «любимому», разделение с кем по причине единой и одновременно рассыпающейся на части структуры мира, переживается так остро; и одновременно та же структура даёт этим «я» и «ты» возможность для встречи. Гостеприимная середина! Тот же мотив у Рильке в «Элегии» Марине Цветаевой:
Von der Mitte des Immer,
drin du atmest und ahnst, schließt sie der Augenblick aus.
— обычно теряющийся в русских переводах: (буквально: «Из Середины этого Всегда, где ты дышишь и предполагаешь, исключает их (влюблённых) мгновение».
Четвёртый сборник Пауля Целана Die Niemandsrose (под названием «Этого Никто Роза») вышел в 2024 году в издательстве libra, снабжённый только самыми необходимыми комментариями. Они будут расширены при подготовке полного корпуса.
Алёша Прокопьев
По ту сторону
Твой
порыв — по-ту-сторону — сегодня ночью.
Словами вернул я тебя, ты это ты,
вся правда и ожидание
правды.
Карабкается бобовый росток
у нашего окна: помни,
кто рядом с нами растёт и
на кого он смотрит.
Бог, — мы читали, — есть
Одна часть себя, и Другая — Тень, Рассеянная:
в смерти
всего, что косами сжато,
прирастает она к себе.
Туда
ведёт нас взгляд,
с этой
Половиной
имеем мы дело.
***
По обе руки моих, там,
где звёзды росли, вдали
от всех небес, небесам
близки:
Как
славно проснуться здесь! Как
нам открывается мир, прямо посередине
проходя сквозь нас!
Ты там,
где твой глаз, ты там
наверху, ты там
внизу, я
знаю, где выход.
О эта блуждающая пустая
гостеприимная середина в самом Себе. Порознь,
я припадаю к тебе, ты припадаешь
ко мне, друг от друга
отпав, смотрим мы
друг друга сквозь:
У одного
и того же Я есть
мы —
потерянные, у одного
и того же Я есть
мы —
позабытые, у одного
и того же Я есть
мы —
***
Со всеми своими мыслями я вышел
за пределы мира: там была ты,
о моя тайная, моя открытая, и —
ты принимаешь нас.
Кто
говорит, что всё в нас умерло,
когда глаз у нас заломился?
Всё проснулось, возвысилось всё.
Огромное Солнце приплыло, сияя
стояли лицом к лицу с ним душа и душа, ясно,
властно молчание их возвестило
его будущую орбиту.
Легко
раскрылось лоно твоё, тихо
поднялось дуновеньем в эфир,
и то, что облаком стало, не было ли оно,
не было ли оно обликом, отделившимся от нас,
не было ли оно
чем-то вроде имени?
***
Безмолвные запахи осени.
Ненадломленная астра, звездоцвет,
между родиной и бездной — через
твою память, благодаря ей.
Чужое забвение
oщущалось зримо, ты
чуть (не)
жив был.
Мерцательное древо
которому я любил(о) проигрывать тебя:
слово
Никогда.
То была,
что порой понимал(а, о) и ты,
то была
своего рода свобода.
Мы плыли.
Ты ещё помнишь: я пел(о)?
Мерцательным древом пел(о) я, веслом ресничек.
Мы плыли.
Ты ещё помнишь: ты плыл(о, а)?
Явлен(о, а), передо мной лежал(о, а) ты, предъявлен(о, а) предо мной, пред
моей впередибегущей душой.
Я плыл(о) за нас обоих. Я не плыл(о).
Это мерцательное весло плыло.
Плыло ли оно? Была,
да, стоячая вода вокруг. Нескончаемое озеро.
Чёрное и бесконечное, стояло отвесно,
так свисало оно по течению мира вниз.
Помнишь ли ты ещё: я пел(о)?
Дрейф —
о, этот дрейф.
Никогда. Вниз по миру. Я не пел(о). Явлен(о, а),
предо мной, лежал(о, а) ты, пред-явлен(о, а) пред
моей, словно корабль-призрак, душой.
***
Тому, кто стоял у двери, один,
вечером:
ему
отворил я своё слово:
я смотрел на уродца с кадыком, ходившим ходуном, на
полуоблезлого, —
в
грязном сапоге солдафона, —
родившегося брата, на
чиликающего человечка
с
детородной силой Бога
в крови.
Рабби, прохрипел я, рабби
Лёв:
Этому
обрежь слово,
этому
напиши живительное
Ничто в его нутро,
этому
раздвинь два
скрюченных пальца для целительного
клятия.
Этому.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Захлопни дверь вечера, рабби.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Открой дверь рассвета, ра…
По-сибирски
Молитвы над луком – разве ты
не читал их с другими, разве они
были только твои?
Чёрным вороном Лебедь встал
до ранней звезды:
с выеденной щелью век
стоял его лик — даже под этой
тенью.
Малый, на ледяном ветру
оставшийся лежать
бубенчик,
с белым камушком
у тебя во рту:
И у меня окаменевшим
сердцем стоит, тысячелетием
крашенный камень в горле, морской ёж,
и я
зеле-ну пати-ну на…
на губе ношу.
Здесь, осоковым морем
над грудой обломков,
сейчас, идёт он, наш
бронзовый путь.
Здесь лежу я и говорю к тебе,
пальцем,
обглоданным до кости.
***
Сияющие
камни летят по воздуху , светоносцы белые, luci-
feros.
Не хотят они
за-падать, с неба у-падать,
ни в кого по-падать. Они
взлетают,
крохотные
розочки шиповника, они раскрываются,
так летят они
к тебе: ты моя Тихая,
ты моя Истинная-:
я вижу тебя, ты срываешь их моими
новыми, моими
всякого-человека-руками, ты помещаешь их
в Теневое-Сияние, которое никому
ни оплакивать не нужно, ни называть.
Днём
Заячья-шкурка-небо. Всё ещё
мерит крыло отчётливым росчерком высь.
И я, вспомни,
цвета
праха, Kranich,
прилетал журавлём.
Колон
И в сиянии Вигилии-
Слова не обрелась
рука.
Но, обретённая сном, ты
истинная безмолвная речь в каждой
из пауз —
для
сколького сведённо-разведённого
вновь снаряжаешь Слово в ночной дозор:
ложе
Память!
Чувствуешь, мы лежим
белые от тысяче-
цветного, тысяче-
устого, — под
времени-ветром, года-дыханием, — Никогда-Сердца.
***
Всё иначе, чем ты себе думаешь, чем я себе думаю,
флаг ещё развевается,
маленькие тайны ещё у себя,
они ещё отбрасывают тени, с которых
живёшь ты, живу я, живём мы.
Серебряная монетка тает на твоём языке,
у неё вкус Завтра, Всегда, Путь
в Россию встаёт в твоём сердце,
карельская берёза
тебя
ждала,
имя Осип идёт к тебе, ты рассказываешь ему то,
что он уже знает и так, он снимает это, он снимает это с тебя, руками,
ты снимаешь его руку с плеча, правую, левую,
ты ставишь свои на их место, руками, пальцами, линиями,
— то, что было оторвано, вновь срастается —
вот они, вот возьми их, возьми обе,
имя, имя, руку, руку,
возьми их в залог,
он берёт и это, и у тебя есть
опять твоё, что было его,
ветряные мельницы
вталкивают воздух в лёгкие, ты гребёшь
по каналам, лагунам, грахтам,
в сиянии света,
на корме никакого Почему, на носу никакого Куда, шафар поднимает тебя
— Tekiah! —
глас трубы сквозь ночь в этот день, авгуры
кромсают друг друга, у человека
свой мир, у Бога
свой, любовь
возвращается в постели, волосы
у женщин отрастают снова,
росшая у них внутрь
почка на груди
снова выворачивается к миру, по линии-
жизни, линии-сердца поднялась она,
очнувшись в твоей руке, от бёдер, —
как называется страна
за горами, за годами?
Я знаю, как она называется.
Зимняя сказка, называется она,
она называется Летняя сказка,
страна твоей матери в три года, такой она была,
такой она является,
она бродит повсюду, как речь,
брось её, брось её,
и тогда обретёшь её вновь, как и его,
галечный камень из
Моравии,
который нёс твои мысли в Прагу,
на могилу, на могилы, в жизнь,
давно
нет его, как и писем, как всех
фонарей, снова
тебе нужно его искать, вот он,
малый, белый,
за углом, там лежит он
у Нормандии-Неман, в Богемии,
там, там, там,
за домом, перед домом,
белый он, белый, он говорит:
Сегодня — тоже всчёт.
Белый он, белый, луч-струя
воды, пройдя насквозь, находит луч-струю сердца,
поток,
ты знаешь его имя, берега
свисают, полнясь днём, как имя,
ты нащупываешь его рукой:
Alba.
Перевод с немецкого Алёши Прокопьева
Дата публикации: 23.02.2025
Благодарим издательство libra за возможность публикации переводов.
Пауль Целан
(Настоящее имя Пауль Анчел; Paul Celan/ Paul Antschel; 23 ноября 1920 г., Черновицы, Румыния — 20 апреля 1970 г., Париж, Франция)
Немецкоязычный поэт и переводчик, один из наиболее значительных и тщательно исследованных поэтов двадцатого века. В 1969 году был номинирован на Нобелевскую премию по литературе.
Алёша Прокопьев
Алексей Петрович Прокопьев
Поэт, переводчик. Родился в 1957 году в Чебоксарах. Переводил стихи с английского (Джефри Чосер, Эдмунд Спенсер, Джон Мильтон, Оскар Уайльд, Джерард Мэнли Хопкинс и др.), немецкого (Фридрих Хёльдерлин, Фридрих Ницше, Райнер Мария Рильке, Георг Тракль, Готфрид Бенн, Георг Хайм, Пауль Целан, Герта Мюллер и др.), шведского (Тумас Транстрёмер и др.), датского (Ингер Кристенсен); преподаватель кафедры художественного перевода в Литературном институте им. А.М. Горького (1996-2002). Лауреат специальной Премии Андрея Белого (2010) за литературный перевод. Специальный диплом поэтической премии Anthologia (2018) с формулировкой «За просветительскую работу в области художественного перевода, за переводы последних лет (2016-2018) — Райнера Марии Рильке, Пауля Целана, Ингер Кристенсен, Герты Мюллер». Премия «Поэзия» в 2020 году в номинации «Поэтический перевод». В 2021 году — премия «Мастер» Гильдии переводчиков за «Вечный день» Георга Хайма и «От порога к порогу» Пауля Целана (обе книги вышли в издательстве libra). Живёт в Москве.