Предисловие и перевод Яна Пробштейна
Поэзия Рэй Армантраут (р. 1947), одной из основоположниц языковой поэзии Западного побережья США, отличается короткими сконденсированными строками, полными мудрости, остроумия, основанными на полисемии, каждое из значений слов при этом противоречит другому, как она сама говорила: «Можно держать в уме разнообразные элементы моей поэзии одновременно, но эти элементы могут шипеть и плевать друг на друга». В свое время Армантраут, родившаяся в маленьком городке Вальехо в Калифорнии в семье служащих с весьма ограниченными средствами (отец был военным в звании старшего прапорщика на местной базе ВМФ, воевал в Корее и часто отправлялся на задания, а когда приезжал домой, много пил, а мать работала менеджером в бакалейной лавке). Рэй же с детства читала книги запоем, стремилась вырваться из этого круга, поступив сначала университет Сан-Диего (специализируясь в антропологии), но потом перевелась в Беркли, в то время мекку либералов, интеллектуалов, поэтов и писателей, где училась у Денизы Левертов поэтическому мастерству. Там же, в Беркли, Армантраут подружилась с Лин Хеджинян и Роном Силлиманом — эта дружба связала единомышленников, которые образовали ядро Языковой поэзии западного побережья, хотя, как она заметила в интервью Брайану Риду, название «Языковая поэзия» появилось гораздо позже[1]. В Беркли была опубликована первая книга Рэй Армантраут «Крайности» (Extremities, 1978). Она говорила в интервью Брайану Риду, что Силлиман в то время был поглощен чтением Чарльза Олсона и настоятельно ей рекомендовал читать этого поэта, a так как она убедилась во вкусе Силлимана и его глубоком понимании поэзии, включая ее собственные стихи, она последовала его совету[2].
Помимо Левертов, на манеру Армантраут повлияли У. К. Уильямс, девиз которого был, как известно, «не идеи, но вещи», начисто отказываясь от рефлексирования. Повлиял Уильямс и на саму Левертов, с которым та состояла в переписке с 1951 года до самой смерти поэта в 1962-м и писала в свое время об этом: «Интерес Уильямса в обыденном, в настоящем, в местной истории как микрокосмосе, в жизни и речи обычных людей и его несентиментальное сострадание, которое высвечивало чудесное в том, что казалось банальным, так глубоко повлияло на “мое ощущение жизни, того, чтобы чувствовать себя живой”»[3]. В манере Армантраут можно проследить также и некоторое влияние Роберта Крили — у нее схожим образом сконденсирована строка, однако, не отказываясь от силлогизмов, она больше занята парадоксами, загадками и двойными смыслами, избегая однозначности во что бы то ни стало. Однако через всю жизнь Армантраут пронесла любовь к поэзии Эмили Дикинсон. Она вспоминала, что в 7 классе учительница английского (фамилию которой, миссиз Хэнкок, она до сих пор помнит!) дала ей антологию современной американской поэзии под редакцией Луиса Унтермейера, что было для того времени удивительно и необычно. Она читала стихи Паунда и Элиота, Уоллеса Стивенса и У. К. Уильямса, Элизабет Бишоп и Денизы Левертов, но больше всего ее поразили стихи Дикинсон — по сконденсированной энергии, обращению со словом, но также иконоборческими мотивами — она сама в то время бунтовала против евангелической религии своих родителей. «Впоследствии как поэт я была потрясена оригинальностью ее мышления, — говорила Армантраут, — неожиданными сочетаниями, как “приятель узкий мой в траве”» (“A narrow fellow in the grass”, 1096 Франклин / 986 Джонсон) или мне интересно было следить за поэтической мыслью Дикинсон, как в стихотворении «Гораздо шире Неба Мозг»[4] (“The Brain is wider than the Sky”, 598 Франклин / 632 Джонсон).
Стихи Рэй Армантраут сконцентрированы до предела, основаны на языковой игре, полисемии, при этом лексика вбирает в себя словарную игру (этимологию и определения из Оксфордского словаря) и круг чтения — от детских книжек, читанных в детстве либо читанных внучкам уже в наши дни, до научных терминов — от физики элементарных частиц, оптики, астрономии, биологии, ботаники, когнитивистики до искусственного интеллекта и компьютерных технологий. Ее всерьез заботит охрана окружающей среды, в Калифорнии она наблюдала, как выгорают леса. Если раньше леса восстанавливались, то сейчас температура в среднем повысилась на 2°C, и теперь регенерация значительно замедлилась, если не нарушилась вообще. При этом Армантраут соединяет и деконструирует традиционные представления о памяти, материнстве, психологии, науке, массовой культуре, даже о сказках. Обыденность становится необычной, а нереальность — реальностью. Люди становятся персонажами сказок, а игрушки и персонажи сказок оживают (как например, в стихотворении «Сюжет»). Как писала критик Стефани Берт, «Уильям Карлос Уильямс и Эмили Дикинсон научили Рэй Армантраут, как демонтировать и перевоссоздать заново строку и строфу в лирической поэзии — как вывернуть строфу наизнанку и задом наперед, как включить серьезные большие проблемы и трагические предчувствия (без пафоса, добавлю от себя) в словосочетания, как можно продуктивно сталкивать небольшие словосочетания и фразы. Думается, что и уроки Гертруды Стайн были основательно усвоены Рэй Армантраут. Благодаря таким приемам, Армантраут стала одним из самых узнаваемых и лучших поэтов своего поколения». Рэй Армантраут — лауреат Пулитцеровской премии, премии литературных критиков США и других премий и наград.
Ее более ранние стихи в переводах Екатерины Захаркив были включены в «Антологию новейшей американской поэзии от “Черной Горы” до “Языкового письма”» (сост. В. Фещенко и Я. Пробштейн). Стихи Армантраут были также опубликованы в электронных журналах «Флаги»[5] и «Артикуляция»[6].
[1] Reed, Brian. The Art of Poetry. No 106. Rae Armantrout. The Paris Review 231 (Winter 2019). P. 158.
[2] Reed, Brian. The Art of Poetry. No 106. Rae Armantrout. The Paris Review 231 (Winter 2019), P. 169.
[3] Levertov Denise. “Some Notes on Organic Form.” Цит. по: Gioia Dana, Mason David and Meg Schoerke with David Stone, eds. Twentieth-Century American Poetics. Poets on the Art of Poetry. New York: McGraw Hill, 2004. P. 236.
[4] Reed, Brian. The Art of Poetry. No 106. Rae Armantrout. P. 170.
[5] Рэй Армантраут. «На практике», Устаревшие данные», «Смесь», «Проклятья, «Знакомая тема», «Львы». «Флаги» Дайджест в переводах Яна Пробштейна. И «Как исчезнуть» и другие стихи в переводах Дм. Кузмина «Флаги» № 10
[6] Рэй Армантраут. «Джинн», «Кнопки», «Сюжет», «Наше остроумие», «Проходя», «Смерть». Артикуляция № 19
Из книги «Поди разберись» (Go Figure: Wesleyan University Press, 2024)
Просто
«были молекулярные машины,
работавшие
на свободной
энергии
таких источников, как
термодинамические
процессы».
Звучит столь благоприятно,
когда формулируешь это
таким образом.
Наши давние предки
были акселераты.
Оно пожирали изменения.
Что это оставляет нам?
— — —
Верю ли я,
что сформулировать
проблему
самым строгим
образом,
при этом выбирая
странные и заметные
слова,
поможет?
А что, если ответ
нет?
— — —
Божья коровка, божья коровка,
полети на небо.
Твой дом объят огнем.
Твои детки…
Simply
“were molecular machines
operating on
energy freely
available from
such sources as
thermodynamic
processes.”
It sounds so benign
when you put it
like that.
Our earliest ancestors
were accelerants.
They ate change.
Where does that leave us?
*
Do I believe
that formulating
a problem
in the starkest
possible way
while making strange
and conspicuous
word choices
is helpful?
What if the answer
is no?
*
Ladybug, ladybug,
fly away home.
Your house is on fire.
Your children
Повествование
Разбросанные среди темных хвой,
опаленные золотые деревья
я принимаю за сигнальные костры.
Ты тоже.
Что по-твоему
они говорят?
— — —
В литературе время
движется в обе стороны
и прошлое различимо,
безвредно.
— — —
Вопрос:
Как красота
и смысл
соединяются?
Красота соблазняет смысл.
Смысл преследует красоту.
Красота разбивается
на смысл.
Смысл разбивается
на мечты.
Narrative
Scattered against dark conifers,
the seared gold trees
I take for signal fires.
You too.
What do you think
they’re saying?
— — —
In fiction, time
runs both ways
and the past is legible,
harmless.
— — —
Question:
How beauty
and meaning
are connected?
Beauty seduces meaning.
Meaning stalks beauty.
Beauty breaks down
into meaning.
Meaning breaks down
into dreams.
Капельки
Мой измятый сморщенный
комок
плоти.
«Давай посмотрим этому в глаза», —
он говорит.
*
Поэзия ненавидит себя,
как ребенок,
притворяясь, что упал,
оглядывается по сторонам,
кто это заметил.
Так же, как каждая
капелька
стремится исчезнуть.
*
Поэзия любит себя,
как дитя
любит удовольствие,
тени щекочут
ее кожу.
Как хвост ласточки,
подобный сложенной ноте,
раскачивается
на длинном
цветке.
Smidgens
My crumpled, wrinkled
blurt
of flesh.
“Let’s face it,”
it says.
*
Poetry hates itself
the way a child
pretends to fall
and looks around
to see who notices.
As much as any
single smidgen
wants to disappear.
*
Poetry loves itself
the way a baby
loves pleasure,
shadows tickling
its skin.
As a swallowtail,
like a folded note,
sways
on a long
blossom.
Кто-то другой
Мрачный почтальон
приходит после наступления тьмы.
*
Ты открываешь рот:
«Мы» на поминках.
«Я» — сатанинский культ.
Или — наоборот.
*
«Давай сделаем вид, что кто-то
другой выдувает пузыри».
Раскрашивает безделушки.
Кто-то другой
указывает и убегает.
Someone else
The glum mail carrier
arrives after dark.
*
You open your mouth:
“We” is a pity-party.
“I” is a Satanic cult.
Or it’s the other way around.
*
“Let’s pretend someone else
is blowing the bubbles!”
Painting the baubles.
Someone else
points and runs.
Вечность
Боюсь, может,
я повторяюсь, —
что весьма
странно
звучит.
Вселенная,
как текущий счет,
приблизительная оценка —
легковесна.
Я предпочитаю
стоять в сторонке,
обмениваясь остротами
насчет распада.
Вид секса,
в котором движение
не обязательно, —
будет на самом деле
мешать.
Perpetuity
I’m afraid I may
be repeating
myself—
which is a very
strange phrase.
The universe as
running tally,
ballpark figure—
as lightweight.
I prefer to stand aside
with someone
trading quips
about decay.
The kind of sex
where motion
isn’t necessary—
would, in fact, get
in the way
Белое небо
Я хочу закончить на чем-то обнадеживающем.
Кто-то предложил
засеивать атмосферу
алмазными частицами,
отражающими солнце.
Я хочу знать,
мерцают ли они.
Очевидно, что звезды
плохие ролевые модели —
далёкие, поглощенные собой
и летучие.
Взрывы считаются «стандартными
свечами».
Иные говорят,
что нам надо будет изменить
животных.
White Sky
I want to end with something hopeful.
Someone has proposed
we seed the stratosphere
with diamond particles
reflecting back the sun.
I want to know
if they’ll twinkle.
Obviously, the stars are bad
role models—
distant, self-absorbed, and
volatile.
Explosions count as “standard
candles.”
Some say
we will need to change
the animals.
Волны
Узнать предмет —
значит узнать, из чего он сделан:
гнездо
из муравьев,
висящих на ногах
друг друга.
Узнать предмет
значит узнать, как его сделать;
мы надеемся узнать,
как создать мир.
— — —
Чтобы создать что-нибудь,
нужно знать,
где это зародилось
с подвижными
иерархиями
(плюшевых) животных,
с морем,
набором
беспорядочных предложений
каждый из которых
заканчивается на СсШш
Waves
To know a thing
is to know what it’s made of—
a nest
made of ants
hanging by
one another’s legs.
To know a thing
is to know how to make it;
we hope to learn
how to make the world.
*
To make something
you must know where
it began—
with the shifting
hierarchies
of (stuffed) animals,
with the sea,
a set of
jumbled sentences
each ending
in Ssshh
Из новых стихов
Противореча
Прозрачное затмение
с мигающими огнями
по краям
и разинутый рот
на одном краю
чрезвычайно серьезны.
Такие вещи случаются неспроста.
*
Такие вещи случаются неспроста.
*
Особенность
шифрования со сцеплением блоков.
Пылающая сумочка,
зависшая горизонтально,
которая открывается
со щелчком.
*
В возрасте около двух лет
дитя будет смущена
ее собственным отражением.
Это значит у нее есть самосознание.
Из журнала «Гранта»
Gainsaying
A transparent ellipse
with blinking lights
around the edges
and an open mouth
at one end
is extremely serious.
These things don’t just happen.
These things don’t just happen.
Trait
block chain encryption.
A glowing purse
that unlatches
with a snap,
horizontally suspended.
*
At around age two
a child will be embarrassed
by her reflection.
This means she is self-conscious.
From Granta
Заметки
Трудно не рассмеяться,
глядя на бешеные зигзаги
капустниц —
так похожих друга на друга —
связывая расшатанные ноты
в воздухе.
*
На полградуса теплее
в самый жаркий день
самого жаркого года
из известных.
Нужно взять на заметку.
Посредственности
играют в гусь-гусь-утку[7]
в долине теней.
*
У музыки столь много способов
вернуться в финале к началу.
Только Моцарт смеется над нами,
когда он добивается этого.
Мы вернулись —
или довольно близки к этому?
На полтона выше здесь,
чтобы было поживее
[7] Как пояснила Армантраут, имеется в виду не компьютерная современная игра (см. ниже), а игра ее детства, когда дети садились в круг, пока один из них ходил снаружи, похлопывая другого по голове и произнося слова. Когда он или она говорили «Гусь», оба наперегонки садились на пустое место. Слово “duck” как глагол переводится тут в значении «нырнуть», «увернуться». Компьютерная игра, имеющая аналогичное название: https://goose-goose-duck.fandom.com/wiki/Roles
Notes
It’s hard not to laugh
at the frantic zig-zags
of the cabbage moths—
one so like another—
tying loose bows
in air.
*
A half degree warmer
on the hottest day
in the hottest year
on record.
Something to make note of.
Averages
playing goose, goose, duck
in the valley of the shadow.
*
Music has so many ways
to end where it started.
Only Mozart laughs at us
as he makes it happen.
We’re back—
or close enough?
A half-note higher here
to liven things up
Образцы
1
Когда я была маленькой, моя бабушка Рэйчел жила в соседней комнате с моей.
Она носила то, что называлось «халатом» и закручивала бигуди.
Она выращивала розы.
Ей нравилось смотреть профессиональных борцов по телевизору. Ее любимцем был Великолепный Джордж[8].
И ей нравился пианист Либераче[9].
Помню стразы на его накидке.
Она очень мало говорила.
Думаю, что она была типичным представителем чего-то
2
Послушай, бог, создавший тебя,
не может знать
ничего о тебе.
Его нельзя отвлечь.
Он должен продолжать создавать
орхидеи с лицами мартышек[10],
гусениц с розовыми перьями[11]
и ту, которая плавает
в собственном отраженье.
[8] Джордж Раймонд Вагнер (1915–1963) — американский борец, известный под именем Великолепный Джордж (Gorgeous George). В США во время первого «золотого века» рестлинга в 1940–1950-х годах Великолепный Джордж был одной из самых больших звёзд этого вида спорта, привлекая внимание СМИ своим эпатажным образом, который описывался как яркий и харизматичный.
[9] Либераче (Владзю Валентино Либераче 1919–1987) — американский пианист, певец и шоумен. В 1950-е — 1970-е годы — самый высокооплачиваемый артист в мире.
[10] Так называемая мартышкоподобная орхидея (Дракула).
[11] Dryocampa rubicunda — Некрупные бабочки с крыльями ярко-розовых и жёлтых оттенков.
Specimens
1
When I was a child, my grandmother Rachel lived in a small room next to mine.
She wore what were called “housecoats” and put her hair up in “pin-curls.”
She raised roses.
She enjoyed watching pro-wrestlers on television. Her favorite was Gorgeous George.
And she loved the piano-player, Liberace.
I remember the rhinestones on his cape.
She spoke very little.
I assumed Rachel
must be typical of something
2
Listen, the god who made you
cannot know
anything about you.
It can’t become distracted.
It has to keep producing
orchids with monkey faces,
caterpillars with pink feathers,
and the one who floats
on her own reflection.
Реальность
1
Мы показываем ей фильмы Диснея
и читаем сказки.
Когда она спрашивает, существует ли магия в реальности,
мы отвечаем нет —
нет доброго чайника
с хоботком слона,
ни глобуса на брелке,
который можно сжать рукой.
2
Все же у хвостов вырастают новые головы
которые как-то могут вспомнить
в какое место их поразили
однажды давным-давно
прежде чем отрезали головы
3
Нет, мужчины не летают.
Змеи не растут
из голов женщин
что бы с ними не делали.
Не бывает царей
в мире мертвых.
Из журнала Poetry (октябрь 2024)
Real
1
We show her Disney films
and read her fairy tales.
When she asks if magic’s real,
we say no—
not the kindly teapot
with the elephant-trunk spout
or the squeezable
keychain globe.
2
Yet tails grow new heads
which are somehow able to recall
where shocks were delivered
Once upon a time
before the bodies were severed.
3
No, men don’t fly.
Snakes won’t grow
from women’s heads
no matter what is done to them.
There are no kings
in the dead world.
From Poetry (October 2024)
Перевод с английского Яна Пробштейна
Рэй Армантраут:
В США поэзия всегда была областью маргиналов и аутсайдеров
— Дорогая Рэй! Что бы вы сказали российскому читателю этой подборки (и — шире — читателям выходящих сейчас ваших книг в переводе Яна Пробштейна[1] и Дмитрия Кузьмина[2])?
— Я благодарна переводчикам. Я переписывалась с обоими, отвечая на возникавшие вопросы. Думаю, мои стихи трудно переводить, потому что они сконцентрированы и иногда основаны на многозначности, но оба переводчика взялись за них, несмотря на потенциальную трудность. Мне очень понравилось обсуждение отсылок и подразумеваемых намерений. Дмитрий Кузьмин перевел «Отчасти» (Partly), мои избранные стихотворения, опубликованные в Уэслеян (Wesleyan University Press) в США, a Ян Пробштейн сам составил избранное из разных книг (в основном из «Финалистов» (2022), «Поди разберись» (2024), и более поздних публикаций. — Прим. переводчика). Ян составил билингву.
— Бывали ли вы когда-нибудь в СССР/России? И даже если нет, какой вам представляется эта страна, в первую очередь в культурном плане?
— Я никогда не была в России. Некоторые мои друзья, включая Лин Хеджинян, посещали страну в поздний советский период. Они подружились с поэтами, такими, как Аркадий Драгомощенко, которые не печатались [тогда] в официальных изданиях/издательствах. Позже я общалась с Аркадием, когда он приезжал преподавать в университет Сан-Диего, где я работала. Россия — страна с великой литературной традицией. У меня сложилось впечатление, что она не всегда хорошо относилась к своим писателям. И я хотела бы приехать, но думаю, сейчас между двумя нашими странами довольно напряженные отношения.
— Насколько вам важно видеть ваши тексты в переводе на русский язык (что откроет их многим новым читателям)?
— Из того, что я слышала, многие в России любят поэзию и серьезно к ней относятся.
Если им понравится моя работа, это будет честью для меня. В моей поэзии есть черный юмор, который русские читатели могут оценить. Я представляю поэзию, как место, где отдаешь отчёт в том, что тебя окружает, — и задаешь вопросы. Она помогает сохранять разум. В стихах, я пытаюсь дать возможность разным частям моего опыта говорить друг с другом, особенно тем, которые обычно отделены друг от друга — к примеру, моему интересу к космологии и воспитанию внучек.
— В современной русскоязычной поэзии силён тренд на письмо «под Языковую школу» — молодые поэты пишут герметичные, часто филологические верлибры (порой перенося максимум смысла в сами строки, а не в межтекстовое пространство). Что бы вы им посоветовали?
— Я бы не осмелилась давать им советы — я сама вышла из Языковой поэзии. Хотя для меня то, что недосказано между строк, так же важно, как слова на странице. Меня интересует, как на первый взгляд несопоставимые вещи могут соединяться — но я не навязываю эти связи читателю. Смысл — в этом соединении, и это обоюдный труд. Полагаю, задаваться вопросом, как язык управляет мыслями, может быть полезно, особенно если мы скептично оцениваем манипуляции со стороны средств массовой информации. Это одна из многих вещей, которые может делать поэзия.
— Какие вы сейчас замечаете тренды/влияния в современном и новейшем англоязычном письме? Позиции Языковой школы столь же крепки? Или что-то не менее важное пришло ей на смену?
— Думаю, Языковая поэзия продолжает оказывать влияние на поэзию США. Она встряхнула весьма самодовольный истэблишмент, когда возникла. Конечно, каждое поколение впитывает влияния предшественников, а потом находит свой путь. Некоторые более молодые поэты, на которых явно повлияла Языковая поэзия — это Родриго Тоскано (Rodrigo Toscano), Элизабет Уиллис (Elizabeth Willis), Моника де ла Торре (Monica de la Torre), Моника Юн (Monica Youn).
Так же, как в России, в США много народностей (национальностей). В последнее десятилетие или около того молодые поэты начали исследовать подчас трудные взаимоотношения между собственной идентичностью и ожиданиями со стороны доминирующей культуры. Полагаю, в США поэзия всегда была областью маргиналов и аутсайдеров.
Вопросы задавал Владимир Коркунов
Перевод Яна Пробштейна
Дата публикации: 03.12.2024
[1] Книга выйдет в декабре-январе в издательстве Free Poetry.
[2] Книга выйдет в декабре-январе в издательстве SOYAPRESS.
Рэй Армантраут
Поэт, прозаик. Родилась в 1947 году в Калифорнии (США) в рабочей семье. Изучала антропологию, американскую литературу и литературное творчество (у Денизы Левертов) в университетах Сан-Диего, Беркли, Сан-Франциско. В 1978 году опубликовала первую книгу стихов «Крайности» (Extremities). За ней последовали более полутора десятков поэтических сборников, одиннадцатый из них, с непереводимым названием Versed (слово может означать «искушённый», «написанный в стихах», но кроме того является названием препарата, употребляемого для предоперационной анестезии), был удостоен в 2010 году Пулитцеровской премии и премии Национального круга книжных критиков. Также опубликовала две книги автобиографической прозы. Живёт в США.
Ян Пробштейн
Поэт, переводчик поэзии, литературовед, доктор литературоведения (Ph.D.), профессор кафедры английского языка и литературы (Touro University, New York). Родился в 1953 году в Минске (СССР). Автор 13 книг стихов и нескольких книг эссе и литературоведческих исследований на русском и английском языках. Oдин из ведущих переводчиков книги «Стихотворения и избранные Cantos» Эзры Паунда (1 т., СПб.: Владимир Даль, 2003), также переводчик книг: «Полное собрание пьес и стихотворений Т. С. Элиота» (СПб.-М.: Азбука-Иностранка, 2019), «Испытание знака», Избранные эссе и стихотворения Чарльза Бернстина (М.: Русский Гулливер, 2020); вошла в шорт-лист премии Гильдии переводчиков «Мастер». Среди последних книг на русском: «Антология новейшей американской поэзии от “Черной горы” до “Языкового письма”» (совместно с Вл. Фещенко; М.: Новое литературное обозрение, 2022), «Жестокая нирвана», «Стансы в медитации» Гертруды Стайн (Тель-Авив: Бабель, 2024 / Чебоксары: Free Poetry, 2024) и др. Стихи, переводы, эссе и статьи печатались в журналах «Новое литературное обозрение», «Иностранная литература», «Крещатик», «Континент», «Арион», «Новый мир», «Новый Журнал», «Флаги», на порталах «Артикуляция», «Солонеба» и др. С 1989 года живет в Нью-Йорке (США).